«Мастер и Маргарита»: о любви и вере на семи языках

Все фото Игоря Бойченко

Если смешение двух языков в одной постановке — это смелый эксперимент, то что вы скажете о спектакле, который идет одновременно на семи языках? Об этом знают те, кто видел «Мастера и Маргариту» в версии кишиневского театра.

Национальный театр «Сатирикус Ион Лукa Караджиале» (мы бы сказали «имени Караджиале» — это румынский писатель, драматург, сатирик) заинтриговал зрителя. Во-первых, Булгаков — это сложно, хоть и не всегда удачно (попробуй осиль такую глыбу!), но на это имя летишь, как мотылек на свет. Во-вторых — семь языков. Загадочно и непредсказуемо, и перед началом многие разводили руками, слыша вопрос: «Семь языков — это как?»

Оказалось, основное действие все-таки шло на русском. Другие языки тоже звучали — но мы-то люди грамотные, Булгакова читали…

Постановка была очень театральная, с небольшим количеством декораций. Из «изюминок»: зрителя герои встречают при входе — одни прямо в зале, другие смотрят на тебя с подмостков, держа в руках свечи. Огромная Вавилонская башня на сцене — главный элемент декораций. Интересные пластические решения — огонь, «с которого все началось и которым все заканчивается», в котором «рукописи не горят». Мастера ассоциировали с самим Булгаковым — звучали документальные слова критики в его адрес и строки из письма писателя к Сталину. В сцене Великого бала у Сатаны зрители превратились в гостей — и кое-кто даже получил бокал вина от Воланда. Очень живая «свита» Воланда. И такой обаятельный акцент… Получилось очень любопытно. Еще одна версия бессмертного романа.

А после аплодисментов не терпелось узнать побольше о театре, о самом спектакле и об этой безумной идее смешать семь языков. Слово режиссеру спектакля и создателю театра «Сатирикус Ион Лукa Караджиале» Александру (Санду) Греку, ученику художественного руководителя московского театра «Сатирикон» Константина Райкина (у них даже названия театров созвучны).

Спектаклю 18 лет. Я ставил его в 2000 году, работал над постановкой три года. Первый вариант был на румынском языке, но я так и не сдал спектакль, потому что в переводе Булгаков многое потерял: есть слова, которые невозможно перевести на румынский, или же они звучат очень тупо и передают не тот смысл. Потому начал ставить заново, и мы решили пойти по другому пути.

Откуда пришла такая идея?

Идея постановки была в том, что неважно, на каком языке говоришь — важно, чтобы ты верил и любил. Ведь то, что происходит сейчас в мире — это полное отсутствие любви и веры. Не обязательно верить в какого-нибудь Бога — но надо верить в жену, в маму, в папу, в своего ребенка, в друга, надо верить в профессию свою, в завтрашний день. Нельзя жить без веры. А вера не может быть без любви. Все, что происходит сейчас в мире, эти войны (никто не верит, что будет у нас третья мировая, никто не верил, что произойдет война в Украине, никто не верил, что произойдет война в Ереване или в Кишиневе — то, что было у нас с Тирасполем) — все это от отсутствия любви и веры друг в друга. Вот об этом я и ставил спектакль. Начинается он с библейского предания о Вавилоне, в котором говорится о том, что Бог специально смешал все языки, чтобы люди не смогли договориться. Этим я даю ключ к пониманию, чтобы зритель «читал» спектакль.

Языков действительно было семь?

Спектакль идет на немецком, русском, французском, испанском, древнеарамейском языках, на итальянском и латыни, а также на древнееврейском, на котором сейчас даже евреи не говорят — мы нашли специалиста в Израиле, он приехал и работал с актером. Только актер, который играл Каиафу, знает, что он говорит — я не понимаю. Вот и получился такой спектакль — 7 дней, 7 языков.

У многих возникал вопрос: сцены в Риме — это латынь или итальянский?

Начинается с латыни: Иешуа говорит на латыни, Понтий Пилат сначала тоже на латыни, а потом переходит на итальянский, как бы осовременили разговор — нужно, чтобы зрительный зал хоть что-то понял.

И зрители понимают?

Вообще, «Мастера» мы возим с переводом — на мониторах даем английский текст. Даже в Румынии с переводом работали. А здесь мы решили, что не стоит, потому что мы все понимаем русский язык. Есть у нас еще спектакль который мы даем с переводом — «Свадьба» Чехова. Это шоу с большим количеством танцев — сатира на наши молдавские свадьбы, когда для гостей главное, чтобы Верка Сердючка спела, Киркоров, потом София Ротару, и вообще — отойдите, жених с невестой, вы нам мешаете. Его тоже часто берут на фестивали. Но есть спектакли, которые мы работаем на том языке, куда едем. Если спектакль берет Авиньон (международный театральный фестиваль в Авиньоне считается одним из крупнейших в мире — прим. ред.) — мы играем на французском, естественно, в Англии — на английском, в Румынии — на румынском. Мы играем Кармен на испанском, «Le mariage force» — «Брак поневоле» Мольера на французском.

Выезжаете на фестивали часто?

Выезжаем очень много. Вот сейчас «Мастер» отобран на самый большой в Европе фестиваль «Сигет», где играется практически 100 спектаклей. На Авиньоне был, в следующем году будет в Эдинбурге — и так 18 лет мы катаем его по всему миру. Из Кишинева мы выехали на зарубежные гастроли 4 или 5 мая, 21-го вернулись в Кишинев — и 22-го к вам. Сейчас возвращаемся — и снова будет выезд. Дома будем после 20 июня.

Что из гастролей-фестивалей особенно запомнилось?

Мы, наверное, единственный театр, который играл перед Саддамом Хусейном — 1998 год, наш спектакль «Чуляндра» по Ливиу Ребряну был в Багдаде. Я видел его — он сидел за столом с нами, он нас угостил. И мы выехали из гостиницы «Шератон» за неделю до того, как ее подорвали.

Между поездками успеваете готовить новые спектакли?

Последняя постановка — «Гамлет», 20 апреля была премьера. Получился очень интересный, политический спектакль. В «Гамлете» идет речь о том, что происходит в такой стране, как Молдова, где власть в руках одного олигарха, который называется Плохотнюк: президент — никто, премьер-министр — никто, прокурор — никто, а он — все. Этот человек вообще не имеет ни одной функции в государстве, но он руководит всем. И в такой стране есть один человек, который протестует — Гамлет. Мы взяли современного Гамлета и современное общество, он говорит о стране, где есть слежка, где все снимается, где все прослушивается, где он пытается воевать, но ничего не получается. Очень сложный, очень интересный спектакль получился. Пока у нас есть только румынский вариант, сейчас мы заканчиваем английский вариант для поездок. В английском варианте на 2019-й год он запланирован на 4 фестиваля. Кстати, его мы будем играть на шекспировском фестивале в Крайове, туда же привезет свой спектакль Костя Райкин — и мы будем соединять два спектакля в двух отделениях — как бы передача эстафеты. Так решили организаторы фестиваля, они говорят, что есть связь по стилю и по школе.

Интересно, а Райкин раньше видел Ваши спектакли?

Театрами мы не пересекались — но очень много общаемся. Я закончил курс у Райкина в 1990-м году, начинал у Аркадия Исааковича, потом остался с Костей. Но после распада Союза многие вернулись домой, в Молдову — тогда министром культуры Молдовы стал Ион Унгуряну, известный режиссер, который работал в Москве, он звал всех домой. Тогда вернулся и я, и создал театр. Этим ребятам тогда было 16-17 лет, я сделал кастинг, я преподавал, здесь многие из первого состава, мои первые ученики. А сейчас уже есть 4 курса, 4 поколения.