Иммунолог Янко Николич-Жугич: Я удивлюсь, если у нас не будет десятилетий иммунитета к COVID-19
4 года назад 0
«Антитела есть, могу и справку показать», — во время новогодних праздников полушутя говорили те, кто успел переболеть COVID-19, и теперь якобы имеют карт-бланш для безопасного общения.
Вопрос, как долго могут сохраняться антитела к COVID-19, и от чего это зависит, являются одними из самых актуальных сегодня. Вместе с ростом количества инфицированных стало больше и тех, кто заболел COVID-19 повторно.
По данным Центра общественного здоровья, по состоянию на середину декабря 2020 года в Украине 2161 человека повторно подтвердили заболевание на коронавирус.
Исследованиями того, сколько времени сохраняется иммунитет к COVID-19, занимаются во многих странах. К примеру, британские ученые из Бирмингемского и Оксфордского университетов.
Одним из тех, кто исследует это в США, является профессор Янко Николич-Жугич, который более 30 лет преподает и популяризирует иммунологию среди студентов американских университетов.
Николич-Жугич и его команда отслеживали состояние около 6 000 человек, заразившихся коронавирусом. Иммунологи обнаружили, что антитела к коронавирусу присутствуют в образцах крови по меньшей мере 5-7 месяцев. Результаты их исследования напечатаны в журнале Immunity.
Профессор рассказал «Украинской правде«, почему случаи повторного инфицирования коронавирусом не свидетельствуют о неспособности иммунной системы с ним бороться, сравнил коронавирус с испанским гриппом и объяснил, почему не следует оплакивать исчезновение антител.
— Исследования ученых из Канады говорят, что иммунитет к коронавирус длится до четырех месяцев после болезни. Специалисты из американского Института иммунологии Ла Хойя утверждают, что иммунитет к SARS-CoV-2 может держаться 8 месяцев или дольше. По результатам вашего исследования, этот срок — 5-7 месяцев. Откуда такое расхождение во времени?
— Есть две причины. Одна из них-мы не можем сейчас сказать:»антитела будут держаться шесть лет». Просто потому, что у нас нет тех, кто переболел бы именно этим вирусом шесть лет назад, и чей иммунитет мы бы исследовали.
Мы говорим лишь о том, что исследовали. Например, сейчас мы будем работать с теми, кто переболел 12 месяцев назад, чтобы проверить, держится ли иммунитет в течение года. То есть, предполагаем что — то-и получаем подтверждение или опровержение этого предположения.
Вторая причина в том, что замер антител можно проводить на разных фазах течения болезни после инфицирования. Сравнивать их-ошибка.
Когда внутрь проникают «чужие», организм старается выставить первую линию обороны как можно быстрее. В этот момент не стоит искать антитела. Они — latecomers, последние, кто приходит на поле боя. У некоторых из пациентов их удастся обнаружить примерно на 5-7 день после инфицирования.
Если тест качественный, на 14-й день после инфицирования антитела можно измерить уже у всех без исключений. На данный момент большая часть работы по борьбе с вирусом выполнена организмом.
Антитела первой фазы живут недолго — это общеизвестный факт. Их короткая жизнь идет на то, чтобы приостановить наступление вируса и облегчить восстановление организма.
Начиная с 4-6 и до 8-12 недель количество этих антител на самом деле снижается. Это значит, что пик ранней реакции организма идет на спад. В этом нет ничего нового, это предсказуемо, потому что изучалось десятилетиями. Нас, ученых, раздражало, что люди интерпретируют это как потерю иммунитета.
Если бы на первой волне все завершалось, мы бы действительно оказались беззащитными перед вирусом. Но на подходе вторая волна защиты.
— Что происходит с организмом в это время?
— Некоторые из антител после контакта с вирусом трансформируются в «долгожителей». Они улучшают свою способность цепляться к вирусу и нейтрализовать его или выводить из строя с помощью других механизмов.
Молекулярный механизм во время второй фазы завораживает. Клетки в случайном порядке мутируют своими частями, которые прикрепились к вирусу. Их задача — стать сильнее. Конечно, некоторые не справляются и умирают. Но другие получают сигнал жить. И будут жить они очень долго.
Нет инфекции, от которой мы бы теряли иммунитет так быстро, как пишут «эксперты» в соцсетях — за несколько месяцев. Исключением бы стал вирус, который бы мутировал с бешеной скоростью, но SARS-CoV-2 такого не делает.
Вместо того, чтобы придумывать прецедент, которого не существует, лучше выбрать научно-обоснованный подход: «Окей, что мы знаем о большинство инфекций, в том числе, о SARS-1 и MERS, которые для нашего коронавирус — родные кузены?»
Кажется, все началось с SARS-1 (впервые обнаружен в 2003 — м-УП). Везде писали, что три-шесть лет — и вы теряете иммунитет. Ученые продолжают наблюдать за людьми, которые пережили SARS-1. Даже те, кому за 70-80 лет, имеют стабильное количество антител и иммунитет к этому вирусу.
Напомню, что иммунитет к таким вирусам как корь, паротит, оспа хватило бы на несколько человеческих жизней. Поэтому я очень удивлюсь, если после прививки или перенесенной болезни у нас не будет стойкого и длительного иммунитета к COVID-19.
— Почему на SARS-CoV-2 организмы реагируют настолько по-разному, что кажется, будто пациенты имеют разные диагнозы?
— Существует прямая связь между вирусной нагрузкой, степенью тяжести течения болезни и иммунитетом после выздоровления. Чем больше вирусных частиц попало в организм, тем тяжелее симптомы болезни.
Если человек получил большую вирусную нагрузку, он болеет. Очевидно, что большинство людей с ковидом не нуждаются в госпитализации. Большинство способно справляться, потому что иммунная система, как нам кажется, работает хорошо.
Существует вероятность, что, люди, получившие ниже вирусную нагрузку, могут потом иметь иммунитет, который будет держаться не так долго, как у других. Но, по моему мнению, даже в таком случае, это будет защита не менее чем на несколько лет.
Есть примеры, и они уже описаны в научных журналах, когда организм не вырабатывает антител, но при этом у него все равно есть иммунитет. Потому что антитела — не единственное оружие организма, есть еще T — и B-клетки. И они, кстати, на поле боя с вирусом появляются раньше, чем антитела.
В Аризоне, когда мы начали наш тест на измерение антител, мы могли протестировать 10 000 человек в течение трех дней. На то, чтобы проверить такое же количество пациентов на T-клетки, понадобится не менее шести месяцев.
— Если иммунная система работает, почему появляются сообщения о повторные заражения коронавирусом?
— Когда вы слышите историю о человеке, который переболел на коронавирус, а потом подхватил его опять, существует большая вероятность, что речь идет о том, кто имеет невыявленные генетические дефекты в иммунной системе.
Например, в одном из исследований у 12-13% мужчин-пациентов выявили проблемы с выделением интерферонов первого типа, а это самая первая сигнальная система, которая должна срабатывать в ответ на вторжение вируса в клетку. И именно эти пациенты имели тяжелую форму коронавирус, некоторые из них умер.
Около 5% процентов населения имеют предрасположенность к более серьезной форме этого заболевания. Примерно 10% из этих 5% — то есть, 0,5% населения имеют не выявленные ранее генетические расстройства иммунной системы.
Но это никоим образом не говорит о том, что человеческая иммунная система не способна противостоять коронавирус. Пока все исследования свидетельствуют, что противостоит и второй раз уже не пропустит удар.
— Time назвал 2020-й худшим годом в современной истории Соединенных Штатов прежде всего через коронавирус и его последствия. По-вашему, действительно ли это хуже мировых войн?
— В 2019 году никто и подумать не мог, что появится вирус, который так быстро распространится, инфицирует такое количество людей за короткий промежуток времени.
К счастью, он менее летальный чем испанский грипп. Человечество продвинулось в сфере лечения, мы научились помогать пациентам. При заболевании испанским гриппом 20% случаев оказывались летальными, 20 млн человек умерло.
Но испанский грипп произошел не при нас. На нашем веку коронавирус ─ самая масштабная пандемия. Думаю, что не слишком драматизирую, называя ее так.
Удивительно, какими неготовыми мы оказались в Соединенных Штатах. По моему мнению, другие выполнили домашнее задание лучше. Особенно, страны на Дальнем Востоке. Их уровень осведомленности и способность заботиться об общественном здоровье оказались лучше, чем в Штатах и некоторых других частях мира.
Дальше еще хуже, вирус политизировали. Он стал политической, а не научной или медицинской темой. Некоторые люди поверили, что вируса не существует. Я говорю «некоторые», но в первую очередь имею в виду миллионы жителей Соединенных Штатов.
Я бы не стал спорить, что этот год стал худшим за многие годы. Общая реакция на эту инфекцию очень разочаровывает.
Весной мы оглянулись — никто ничего нигде не делал. Большинство тестов были непригодными или неточными, не говоря уже о супервысокой стоимости.
Надеюсь, мы все вынесем урок из этого. Пора показать, что мы, по крайней мере, не хуже обезьян: можем учиться на собственном опыте и собственных ошибках.
— Насколько вероятно, что мы вступаем в эпоху пандемий, и они будут случаться чаще, чем когда-либо до того?
— Пока человечество продолжает вторжение на новые территории с попытками насильно колонизировать и окультурить их, мы будем иметь дело с опасностью и невиданными ранее вирусами.
Можем ли мы оставить их в покое? Это сложный вопрос, на который у меня нет разумного ответа. Поэтому пора готовиться к новым пандемий.
Беседовала Анна Синящик.