Комментатор Евровидения Тимур Мирошниченко: «После шуток о Кончите Вурст были проблемы»
8 лет назад 0
Комментатор Евровидения Тимур…
— Тимур, о том, что вы не будете причастны к нацотбору на конкурс «Евровидение», вы узнали в прошлом году из прессы, хотя раньше были его ведущим. В этом году были какие-то переговоры?
— В этом году аналогичная ситуация: я снова все узнал из прессы ( улыбается ). Вообще я считаю так: если уж заявили, что отныне национальный отбор на «Евровидение» — совместный проект, то он и должен быть совместным. Конечно, ресурсы UA:Перший и СТБ несозимеримы — и технические, и материальные. Но если мы делаем проект в кооперации, то все должно быть логично: и ведущие представлены обоих каналов, и так далее. По крайней мере, мне бы так очень хотелось. С другой стороны — СТБ производит шоу всегда европейского достойного уровня, высочайшие. И результат отличнейший.
— На ваш взгляд, соответствует выбранное место — МВЦ на Левом берегу — такому масштабному мероприятию?
— Безусловно, вопросов много. В Выставочном центре очень сложно сделать хороший звук: отдельная часть расходов выделена на звукоизоляцию. Но это вообще комплексная проблема — у нас реально нет концертных площадок. И не только для проведения «Евровидения» раз в 12 лет, а для хороших, масштабных мероприятий. У нас есть «Олимпийский», но это все-таки летняя история — когда тепло и ты уверен, что полтора месяца не будет дождя. У нас вообще во всей стране нет классной, современной площадки! Когда мы с инспекцией ездили в Одессу, в Днепр, рассматривали их предложения, то поняли, что Дворец спорта в Киеве — развалюха, которую нужно снести и выстроить заново. А в Одессе вообще нет закрытой большой площадки — единственное интересное, что там предлагали, — это «накрыть» «Черноморец». И это не арендное, а покупное решение — все бы это осталось городу. Но когда было голосование, то за Одессу подняло руку всего два человека из почти пятидесяти. Хотя предложение было очень яркое и красочное, и город брал на себя львиную долю расходов.
— И почему же тогда остановили выбор на столице?
— Как ни крути, а Киев на данный момент имеет лучше развитую инфраструктуру. Безусловно, МВЦ — это будет не самая лучшая арена «Евровидения», но и не самая худшая. Есть много примеров за последние десятилетия, когда конкурс проходил просто в настоящих сараях, ангарах, доках… Есть информация, что станцию метро «Левобережная» будут реконструировать, эти работы оценили в 25 миллионов гривен. Вся зона прохода от «Левобережной» до МВЦ будет облагорожена: там все побелят, высадят кустики, цветочки ( улыбается )… Местность будет симпатичной, насколько она может быть симпатичной. И это не худший вариант, это же не где-то на Окружной. Потом: нам обещают пустить речной трамвайчик!
— Когда я общалась с музыкальным критиком Артемием Троицким, он сказал, что конкурс «Евровидение» ничего общего с музыкой не имеет. Как считаете вы? Что для вас этот конкурс?
— Я бы сказал, что «Евровидение» — это главное семейное шоу Европы. Аудитория собирается в барах, по домам, большими компаниями. Люди просто смотрят качественное шоу. Лично я называю это чемпионатом Европы по пению. Это не Сан-Ремо, не «Новая волна» — это, в первую очередь, развлечение. Помню, лет 12 назад, когда «Евровидение» только ворвалось в нашу страну, на конкурсе каждый второй был фриком. Смотреть было весело, хоть это было чушью и бредом. Сейчас все по-другому: найти откровенного фрика практически невозможно, даже бородатые женщины и кудрявые мальчики поют. Музыкальная составляющая есть — как ни крути, это все-таки песенный конкурс. Но не нужно сидеть с умным видом у телеэкрана и рассуждать, что тот или иной артист взял не ту ноту. Тут нужно судить обо всем в комплексе.
— Как человек, много лет находящийся за кулисами «Евровидения», можете сказать, место подкупу есть?
— Официально ни о каких подкупах никто, конечно, не говорит. За всю историю конкурса о купленной победе говорили только однажды — когда выиграл Дима Билан, а наша Ани Лорак заняла второе место. Плюс-минус одну и ту же сумму мне озвучивали люди из разных стран. Я не знаю, кто и кому платил: однозначно, что платили людям, которые влияют на результат. Были еще прецеденты, но не подкупа, а, скорее, схемы — отправлялся десант по всем странам, который бухает и веселится все время шоу, и только вот эти 10—15 минут отправляет с разных номеров СМС-ки за нужного артиста. Даже было какое-то расследование, которое так ни к чему и не привело. Это было в промежутке между 2011-м и 2012-м.
— Как работают комментаторы непосредственно на финале шоу? Это похоже на трансляцию футбольного матча — у каждого своя кабинка, и со стороны кажется, будто вы друг друга перекрикиваете?
— Почти так ( улыбается ). Действительно, у каждого своя кабинка — в зависимости от того, где происходит конкурс. Если это какой-то условный Дворец спорта, где изначально обозначены комментаторские позиции, тогда это стационарные обустроенные места. Но, как правило, это какие-то сборные конструкции, которые сооружают где-нибудь далеко под потолком. Например, в Дюссельдорфе это все происходило на «Эсприт Арене», там эти места собрали аж под самым куполом, и, чтобы попасть в комментаторскую, нужно было полностью обойти весь стадион. Потом — подняться на самый верх пешком, ибо лифтов тоже там не было, а это уровень где-то десятого этажа! Поэтому надо было заходить на позиции где-то за час до старта, чтобы успеть отдышаться. И до туалетов надо было бежать где-то этажей семь вниз, поэтому приходилось не пить и терпеть, чтобы докомментировать все до конца ( смеется ).
— То есть каждый год — новый экстрим?
— Иногда и везло. Самые крутые комментаторские у нас были в Сербии в 2008-м, когда конкурс проходил на «Белград Арене». Всего должно было быть где-то 50—60 позиций, потому что в некоторых странах трансляция идет на нескольких каналах, есть еще отдельно радиотрансляции. Так вот: комментаторских не хватало, и нас разместили… в вип-ложе. О, что это было! ( смеется ). О таком можно было только мечтать: у меня в комментаторской были душ, кухня, можно было пить кофе, курить, есть бутербродики, это же было прекрасно. Там еще были места, которые выходили в арену, так половина нашей делегации пришли ко мне, накрыли там поляну, следили за конкурсом, фестивалили, и мне пришлось их утихомиривать, а то мешали мне работать (улыбается). Но этот случай — подарок судьбы. Обычно это какая-то сборная конструкция — метр на метр, в котором стоит стол, на столе — два экрана, и там невероятно тесно.
— Не мешаете друг другу?
— Конечно, звукоизолляция есть. Но если рядом испанцы — это такая коррида, такие страсти! Они и орут, и прыгают, и пьют — у них постоянный фестиваль.
— Когда вы комментируете происходящее на ЕВ, не обходится без шуток — ощущается ваше кавээновское прошлое. Юмор у вас предельно тонкий, но все же — не влетало за это все от руководства?
— Регулярно влетает, каждый год! ( улыбается ). Каждый год меня вызывает руководство после шоу, а в последние годы — и до эфиров. Говорят: «Только давай на этот раз спокойно, без вот этого всего». Тут также стоит отметить, что шутки-то эти все не прописанные — только то, что я вижу и чувствую в данный момент. У нас нет сценаристов, по крайней мере, у нашей команды — мы сами себе прописываем ключевые моменты и визитки участников: как их зовут, сколько лет, немного интересной информации о них. Остальное же ничего не прописываем, и я считаю, что это очень честно перед зрителем. Так что все колкости и шуточки рождаются по ходу. Конечно, сравнить то, как я шутил и что себе только не позволял 10 лет назад, и то, что я говорю сейчас, — это небо и земля (улыбается)курсив. Хотя приятно, когда говорят или пишут: «Чувак, спасибо тебе за то, как ты ведешь, только благодаря тебе можно было смотреть это все». На самом деле, я пытаюсь быть честным: ну если это откровенно смешно или странно, почему бы об этом не сказать? Конечно, я не буду «мочить» участника прямым текстом, но постараюсь как-то аккуратно это подметить. Аналогично, если я слышу что-то классное и хорошее, то никогда не буду обкладывать человека неприятностями.
— Из-за каких колких комментариев вам влетело больше всего?
— О, безусловно из-за шуток о Кончите Вурст… Я бы не сказал, что именно влетело, но ажиотаж был сумасшедшим! Я сразу говорил, что мне и песня нравится, и все просто прекрасно. Но бородатая женщина — это же ненормально! Какой бы вы ориентации ни были, у женщины не должно быть бороды ( смеется ), или бородатая женщина не должна выдавать себя за мужчину! Словом, на той трансляции я оторвался как мог. Я несколько раз подчеркивал и подчеркиваю: тут нет ничего личного, и уж тем более — никаких замечаний по поводу творчества, но борода сделала все. После этого эфира я получил невероятное количество сообщений на всевозможные виды связи, и 90% из них были типа: «Молодец, красавчик, так здорово было», а вот остаток — это месседжи от представителей всевозможных меньшинств с упреками, угрозами и тому подобным. Некоторые были забавными, я даже себе их скринил и сохранял. Но этим все не закончилось: в следующем году пошли петиции и письма на телеканал, чтобы «этого гомофоба отстранили от эфира». Одним словом, были проблемы, оказалось, что много людей претендует на мое место… К слову, особенно, мне нравится теперешняя ситуация, когда дело дошло до конкурса ведущих финала Евровидения: многие, кто раньше критиковали этот конкурс с разных сторон, вдруг оказались очень вдохновлены идеей провести шоу.
— В Сети, особенно на российских ресурсах, невероятное количество новостей, что Украина может лишиться права проведения конкурса, или, например, что собираются отправить Иосифа Кобзона. Каковы ваши прогнозы на этот год в контексте участия России? Будут ли какие-то провокации?
— Наверняка, будут. При том, что эти неприятности будут не от официального канала-вещателя, а от других журналистов. Вот, например, последние несколько месяцев мне названивают разные российские новостные агентства и порталы, — не знаю, правда, где они берут мои телефоны, — и спрашивают: «А вот появилась информация, что «Евровидение» может пройти в России. Как вы можете это прокомментировать?». Я говорю: «А с какой это радости вы решили, что в России?». Ведь нет такого пункта, который так гласит. Даже если гипотетически представить, что Украина отказывается или лишается такой возможности, то это не значит, что это право переходит Австралии или России, которые заняли второе и третье место. У Европейского вещательного союза есть свои запасные аэродромы. Ну, ладно, хорошо, я понимаю: очень хочется, очень завидно. Вообще Россия — большой любитель отобрать что-то у Украины ( улыбается ). Но был звонок, который меня вообще порвал! Звонит российская журналистка и говорит: «Нам стало известно, что настоятель Украинской грекокатолической церкви категорически против «Евровидения» в Украине, и конкурс снова под угрозой срыва!». А я говорю: «Откуда?! Откуда вы это взяли вообще?». Мне начинают доказывать, мол, там рядом возле МВЦ — храм, и настоятель категорически против. Я думаю: ребята, что вы вообще курили? ( смеется ).
— Помимо работы на телевидении, вы еще ведете различные мероприятия, от Нового года на главной елке страны до элитных корпоративов. Какой корпоратив в вашей карьере был самым чудаковатым?
— Да, каждый месяц, помимо съемок, я веду 10—15 мероприятий. Иногда стою на мероприятии и думаю — что я вообще тут делаю? Вчера был на инаугурации президента, а сегодня что-то такое странное веду… ( улыбается ). Однажды меня пригласили провести конкурс красоты (не буду говорить название). Говорят: «Дима Коляденко должен был работать, но у него чего-то не получается». Ну, я согласился, чего уж там. Это все происходило в загородном комплексе, очень дорогом и красивом. Съехалось почти 50 участниц со всей страны, от 16 до 24 лет — это был полуфинал. То есть куча девочек, много приглашенных артистов… Мне заранее сбросили сценарий, я его проглядел — он был очень серьезным, внушительным, я еще подумал, мол, пышное мероприятие будет. В итоге: приезжаю я туда, захожу в зал — и понимаю, что что-то тут не так. И тут до меня доходит, что в зале расположен всего один стол, причем так в полумраке, чтобы зрителей не было видно, и за этим столом стоят два стула. Только тут выяснилось, что этот конкурс красоты проходил всего для двух человек! А антураж такой, будто это где-то в «Медисон-сквер-гарден». Оно, конечно, прикольно, вокруг 50 девчонок, но что же делать? Я выпил кофе, немного пришел в себя от этого первичного шока. А потом думаю: ну что делать, буду вести, будто тут действительно тысяча человек. И так прикольно получилось, мы так все загорелись, будто происходит что-то невероятно помпезное! Те два человека, для которых это все затевалось, даже потом после шоу подошли и поблагодарили за работу, мол, так все здорово, пышно и весело было.
— Такая загруженность — 15 мероприятий, съемки, постоянные отъезды — наверняка откладывает отпечаток на личную жизнь?
— Конечно, вот сегодня мы с вами встретились на Winter Romantik Fest в Яремче и это восьмая по счету поездка за последние 10 дней. Я постоянно в пути и это играет свою роль. Вот мне уже 30, а я все еще не женат. У меня были всего одни длительные отношения — почти четыре года были вместе, жили. Но все равно все взаимоотношения, что были, в том числе и эти, заканчивались одним и тем же: «Тебя постоянно нет дома». Почему удалось нам пробыть с той девушкой четыре года — она была артисткой балета у одной известной певицы, и тоже имела такой же график, как я, поскольку много гастролировала. А когда певица забеременела и прекратила на полгода гастроли, начались проблемы: сначала было все более-менее, девушка как-то пыталась принять мои разъезды, но со временем все закончилось так, как я описал. То есть, наверное, у моей половинки должен быть такой же график, как и у меня, тогда, возможно, она отнесется к этому с пониманием.