Моя мечта — увидеть украинцев в АТО с американской М4

Что может связывать американского создателя мощных транспортных дирижаблей с усовершенствованием украинских образцов стрелкового оружия? Казалось бы, две совершенно разные сферы разработок, производства и применения. Но в жизни случается многое.

Создатель и генеральный директор компании Worldwide Aeros Corp. (AEROS) Игорь Пастернак живет в США уже почти четверть столетия. Сюда он приехал из Украины, создав за это время в Калифорнии многомилионный бизнес по строительству современных дирижаблей и аэростатов. В 2014-м он впервые вернулся в Украину и с тех пор неоднократно побывал в АТО, чтобы помочь стране повысить свою обороноспособность.

О том, что послужило причиной такого решения, какие технологические проекты уже воплощены в зоне боевых действий, и что ожидается в перспективе, Игорь Пастернак рассказал в Вашингтоне в эксклюзивном интервью Укринформу.

— Давайте начнем с вашего дела жизни. Вы занимаетесь созданием и строительством аэростатов и дирижаблей. У многих это ассоциируется с технологиями прошлого века. Почему именно дирижабли, и чем они лучше современных технологий?

— Мне сильно повезло в этой жизни заниматься своим хобби, и еще чтобы за это кто-то платил. Конечно, хочется создать что-то самое лучшее, что-то такое, чем бы ты гордился, что-то действительно полезное для людей, может быть, даже способное изменить привычный образ жизни. Основная идея моего занятия дирижаблями — это решение проблемы с логистикой, которая давно стала "узким местом" для развития мира. То есть, любой шаг вперед в глобальном прогрессе очень сильно зависит от транспортных перевозок.

В истории было много переломных моментов, таких как изобретение колеса, автомобиля, самолета, интернета, мобильных телефонов, и всякий раз это в корне меняло наш образ жизни. Грузовые дирижабли — это тоже кардинально новые возможности в логистике. Возможность взять груз в любое время, в любом месте и перенести его в любую точку земного шара, без привязки к аэропортам, вокзалам и дорогам — это то, что должно изменить наш привычный мир.

— О каких масштабах идет речь, какие грузы могут перевозить ваши дирижабли?

— У нас есть три модели грузовых дирижаблей: грузоподъемностью 66 тонн и дальностью до 3 тыс. морских миль (5,4 тыс. км); 250 тонн на 6 тыс. морских миль (10,8 тыс. км); а также 250 тонн неполной загрузки на расстояние до 12 тыс. миль (21,6 тыс. км), а это полмира. Это значит, возможность облететь вокруг мира с одной посадкой на дозаправку. Это полностью меняет все.

— Серьезная конкуренция с самолетом "Мрия", там ведь тоже грузоподъемность порядка 250 тонн…

— Знаете, основной вопрос здесь не в количестве тонн, а в наличии аэропорта. Если говорить про перевозки на поездах, автомобилях и кораблях, мы конечно, можем создать этот транспорт более грузоподъемным. Но проблема остается в наличии нужной инфраструктуры — больших вокзалов, глубоких портов, широких автострад в тех регионах, откуда и куда нужно доставить груз. Кроме того, важны размеры этих грузов, а они тоже ограничены габаритами транспорта и возможностями инфраструктуры. На дирижабль я могу взять груз, практически, любого размера.

Для дирижабля не нужна взлетно-посадочная полоса, он может загружаться где-угодно и доставлять груз куда угодно, условно, даже на крышу отдельного универмага. Он может зависать в воздухе, и транспортный контейнер просто отделяется за считанные минуты.

— Вы имеете контракты с Пентагоном, пограничной службой США и другими структурами безопасности. В чем их интерес, если не секрет?

— Мы, люди, любим комфорт, а также отсутствие угроз в нашей жизни, при нашем постоянном прогрессе. Национальная безопасность в этой связи очень важна. Пентагон вошел и стал инвестировать в наш проект где-то лет 10-12 назад. Вопрос логистики в военной сфере часто предопределяет успех операций — это переброска сил, а также поддержка. Представьте, например, нужно перенести, скажем, шесть-десять танков, артиллерию, людей в какой-нибудь труднодоступный район. Кроме того, мы обеспечиваем выполнение других важных задач, таких как наблюдение и контроль за безопасностью границ. Таких направлений может быть очень много.

— Давайте поговорим о вашей украинской истории. Во время Майдана в 2014 году вы вернулись в Украину после 20 лет пребывания в США. Что вас подтолкнуло к этому?

— На самом деле все очень просто. Я американский патриот, в Украину приехал в феврале 2014 года, и мои друзья отвели меня на Майдан. Там я увидел американскую революцию, так как я понимал то, что произошло в США более 230 лет назад. Когда-то я услышал совершенно потрясающую фразу: "Русские никогда не поймут американского идеализма, а американцы никогда не поймут русского цинизма". То есть то, что я увидел тогда в Киеве, это был американский идеализм. Кроме того, тогда утвердилось понимание, что зло побеждает только когда с ним не воюешь.

— После этого вы стали активно продвигать украинский вопрос в бизнес-кругах Америки, чтобы оказать Украине помощь. Как это происходило?

— Я против понятия "помощь". Мы не помогаем Украине, это, скорее, партнерство. Наше моральное восприятие хорошего и плохого стало настолько общим, что мы постепенно становимся очень близкими партнерами. И хотя Украина как демократическое государство продолжает свое формирование, его гражданское общество, которое проявило себя на Майдане, уже твердо стоит на ногах. Оно становится таким же, как здесь, в США. Когда в Америке мы смотрим на флаг страны, мы представляем не президента или правительство, мы видим в нем историю людей, их борьбу за те ценности, которые мы имеем сегодня. В Украине, на мой взгляд, произошло то же — люди стали воспринимать понятие государства, прежде всего, как народ, и что государство работает на человека, а не наоборот. Может, это понятие еще не совсем укрепилось, но оно есть.

— Понимает ли это американский бизнес? Насколько он заинтересован и не боится входить в Украину?

— Конечно, боязнь присутствует. Бизнес воспринимает все эти вещи совершенно по-другому. Например, лично мне было намного легче зайти в Украину, так как я понимал, что к чему. Кроме того, я единственный владелец акций своего предприятия, поэтому решения принимать, учитывая все риски, было гораздо проще.

Но если говорить с точки зрения американского бизнеса, то сегодня идти в Украину рискованно. Есть проблемы в инвестиционной политике, защите бизнеса, но самое главное — коррупция. Ее наличие отпугивает любые инвестиции.

— Тем не менее, вы же общаетесь с бизнесменами в США, лоббируете украинский вопрос?

— Конечно.

— Какие доводы вы приводите?

— То, что это возможность получить выгоду первопроходца, уберечь себя от лишней конкуренции, возможность понимать и быстрее  реагировать потом на потенциальные изменения. Кроме того, я говорю так: то, что в Украине было четыре года назад и то, что стало сейчас — это большая разница.

Когда я начинал работать в Украине около трех лет назад, это было рискованно и многое непонятно, в том числе —  курс гривны, который менялся хаотически. Сегодня ситуация стабилизировалась во многом.

Несмотря на высокий уровень коррупции в Украине — и мы знаем, что сейчас прилагается много усилий, чтобы ее побороть — я никогда в своей практике не сталкивался с этим явлением. У меня и у моих людей никогда не было никаких намеков о взятках или других коррупционных действиях с теми, с кем я работаю. А я общаюсь постоянно и с Минобороны, и СНБО, и Нацгвардией, и Пограничной службой, и Укроборонпромом. Из моего опыта общения от генералов до майоров и капитанов, не было даже тени каких-то сомнений.

— Какие проекты вы уже реализовали в Украине?

— Первое, это была работа с пограничниками. Мы устанавливали систему обнаружения и идентификации на Азовском море. Мы взяли оборудование, которое у нас есть на аэростатах и дирижаблях по защите границ, немного модифицировали с учетом боевых действий и установили его на побережье на 100-метрових вышках. Причем, возвращаясь к вопросу о коррупции, мы прошли весь путь — от получения разрешений американского правительства и Конгресса до высокого уровня Президента Украины и самого последнего разрешения мариупольського архитектора. При этом слово "взятка" просто не звучало.

Этот проект был очень большим и сложным, но очень важным и послужил тому, что в Украину начали приходить другие. Нам удалось показать другим инвесторам, что это все вполне реально и достаточно быстро по времени. Причем мы общались с украинской стороной на английском. Когда вы меня спросили о доводах для инвесторов, это, наверное, самый главный довод.

— Недавно Укроборонпром представил совместный проект автоматических карабинов M4 — WAC-47, совместимых со стандартами НАТО. Ваша компания была названа как участник этого проекта. В чем заключалось это участие?

— У нас есть несколько подразделений, и мы позиционируем себя как компания Aerospace & Defense (аэрокосмическая и оборонная — ред .). У нас много разных элементов, это и научные разработки, и совершенно далекие от дирижаблей технические проекты.  Если говорить об М4, то это нестандартная автоматическая винтовка, она стреляет и патронами от автомата Калашникова, и образца НАТО. Для этого меняется одна часть в карабине за довольно короткое время.

Как мы пришли к этому? Когда я бываю в Украине, в Киеве, в АТО, я всегда смотрю, как наш опыт и потенциал может быть полезным. И во время одного из таких пребываний, мы поняли, что существует две проблемы. Украина двигается в НАТО, и это даже не вопрос принятия решения, а геополитическая необходимость, и здесь нужно постепенно переходить на стандарты НАТО. С другой стороны, учитывая ограниченный бюджет страны, а также присутствие большого количества боеприпасов советского производства, было бы совершенно дико требовать резких изменений и перехода на другие виды вооружений. Решение было найдено — это наша модернизированная М4, которая может использовать и те, и другие патроны. Кроме того, когда украинский солдат в АТО держит в руках не АК, а М4, это намного более сильный, чем пули, моральный фактор.  

— На днях Госдепартамент утвердил коммерческую лицензию для поставок в Украину стрелкового вооружения. По информации СМИ, речь идет о $45 млн. Ваша компания как-то вовлечена в эти процессы?

— Первое разрешение на поставку в Украину стрелкового вооружения, даже этого М4, мы получили еще в начале 2017-го года. Лицензия, которую сейчас утвердил Госдепартамент, где речь идет, как сообщалось, о снайперских системах — она совершенно не первая.

Но в чем прелесть этой истории: мы пришли к тому, что не только наши проекты со стрелковым вооружением, но уже и другие начали заходить в Украину. Это реальный пример того, как на основе нашего опыта постепенно развивается сотрудничество американского бизнеса с Украиной.

— Какие ваши дальнейшие планы по проектам в Украине?

— Это, естественно, продолжение работы над проектом М4. В моем видении — это должен заработать завод в Украине. Здесь вопрос даже не столько в себестоимости карабинов, они просто должны производиться в самой Украине. Для этого нужно оформить лицензии, передать техническую документацию, некоторое оборудование.

Кроме того, мы планируем в дальнейшем развивать системы пограничной защиты. Понимая нынешние возможности Укроборонпрома, у меня также есть видение, в каком направлении мы можем развиваться дальше. Следующим шагом могло бы стать не просто привлечение отдельных американских компаний в Украину, а создание инвестиционного фонда. Но для притока инвестиций необходимо, чтобы оборонные предприятия в Украине вышли из-под владения государства. Ведь американские частные компании не могут инвестировать в государственную собственность.

— Каковы ваши ожидания и цели в Украине в следующем году?

— Я думаю, следующий год будет занят, в большей степени, построением системного бизнеса в Украине. Для меня цель — перерезать красную ленточку на заводе в Украине по производству М4. И моя мечта в следующем году — приехать в АТО и увидеть там украинского солдата с НАТО-вской винтовкой. Для меня это будет лучшим подарком и эмоциональным моментом.