Второй раз за 20 лет Бюджет строится на реальных цифрах

Обычно бюджетный процесс…

О бюджетном процессе Укринформ решил поговорить с экономическим экспертом Борисом Кушнируком.

— Оценивая бюджетный процесс, можете ли вы сказать, что он стал в какой-то степени честнее?

— В этом году произошло несколько неожиданное событие. Правительство уже после того, как внесло проект бюджета на первое чтение, предложило повысить в два раза минимальные заработные платы. Это создает определенный вызов для малого бизнеса (ранее значительная часть бизнеса не показывала реальную зарплату, потому что будет вынуждена увеличить официальную зарплату, а часть бизнеса вообще не оформляет работников — не оценивая это, скажу: это реальность, в которой мы сейчас живем). Но в чем позитив решения? Для людей, которые получали минимальную зарплату, или получали зарплату гораздо большую, чем минимальная зарплата, ее увеличение в два раза, безусловно, создает довольно неплохие возможности. При этом некоторые лидеры нашей «оппозиции», в первую очередь Тимошенко, говорят, это же несправедливо, это же, оказывается, теперь зарплата у менее квалифицированных будет очень мало отличаться от более квалифицированных работников. В определенной степени это правда, но в условиях, когда ситуация в экономике сложная, вы не можете себе позволить взять и поднять всем зарплату в два раза, потому что если принять решение поднять всем зарплаты в равной степени, это будет означать, что те, кто получают маленькую зарплату, например, получал 1600, стал получать 3200, а тот, кто получал, например, 8 тысяч, начнет получать 16 тысяч, тогда, чтобы равномерно всем поднять в два раза, отталкиваясь от той сетки, которая была раньше и, скажем, поднятие тарифных окладов в зависимости от должностей, которые занимает, то максимум выиграли бы не наименее обеспеченные, а выиграли бы наиболее обеспеченные. Все те, кто и так получает значительно большую зарплату, чем другие бюджетники. Поэтому я это обвинение не воспринимаю. В той кризисной ситуации решение правительства я бы критиковал лишь в одной составляющей: такие вещи не должны делаться между первым и вторым чтением, экспромтом, они могли это готовить, обосновывать.

Если мы говорим о бюджете и его философии, которую уже введено в бюджете прошлого года: у нас растет количество средств, которые остаются местным громадам. И эта финансовая децентрализация, бюджетная децентрализация, ее можно воспринимать очень позитивно. И правительство не просто разово сделало в прошлом году этот шаг, а оно продуцирует политику, которая рассчитана на дальнейшую финансовую децентрализацию. И хотя снова звучат обвинения (мол, в регионы передают обязательства финансировать бюджетные учреждения), то на Западе вообще, если посмотреть на бюджеты местных громад, то, например, расходы на школы являются ключевыми, потому что, по большому счету, местные громады занимаются будущим. Главные там две статьи расхода — это школы и инфраструктура — дороги, их уборка, ремонт и т.п.

— А то, что, например, сейчас минималка уже приравнена к прожиточному минимуму и отвязана, например, от зарплат, то есть уже не является базовой для расчета зарплат судей и прокуроров, можно считать признаками реформы зарплат?

— У меня к этому свое отношение, я не сторонник активного участия государства в процессе зарплат, особенно когда речь идет о частном секторе, потому что там все равно зарплаты выплачиваются, исходя из соображений собственников и работодателей. На Западе на них могут влиять профсоюзы, но в украинских условиях, учитывая слабость и, скажем так, откровенную коррумпированность профсоюзов, они настолько завязаны на руководстве работодателей, что они реально на уровень зарплат не влияют. Они могут выйти и требовать повышения зарплат от правительства, но почему-то не идут требовать зарплат от тех работодателей там, где они работают. Где вы видели забастовки рабочих, связанные с требованием повысить зарплаты непосредственно на предприятии? Это стало бы причиной для информационного бума, если бы мы где-то увидели хоть одно такое предприятие. Причем на Западе — это абсолютно нормально. Эйфелевая башня не работает, потому что работники требуют повысить зарплату, Люфтганза не работает, потому что сотрудники Люфтганзы требуют повышения зарплаты. А у нас почему-то профсоюзы могут выйти красиво и требовать от правительства повысить зарплаты. Правительство как раз может говорить о зарплате только для бюджетников и в рамках той политики, которую оно проводит. Поэтому здесь я был бы осторожен и не говорил, что тот шаг, который правительством сделан, он имеет какое-то отношение к кардинальному изменению политики зарплат. Более того, понятно, что эта разница в должностных окладах, которая возникла, связана только с тем, что поднимаем в первую очередь зарплаты наименее оплачиваемым работникам, и сказать, что это должна быть постоянная ситуация, тоже нельзя. Поэтому все равно мы должны прийти к модели, которая предполагает, что у вас будет определенная логика зарплат. Просто мы должны понимать, что та модель, которая у нас была, она была завязана фактически на все зарплаты прокуроров, судей, очень большого количества. Если бы вы не отвязали тот минимум от их окладов, то фактически у этих работников бы выросли зарплаты. Так же они установлены законодательно, там привязано, например, 20 минимальных должностных окладов, 30 минимальных, 60 минимальных должностных окладов, и представьте, что вы поднимаете в два раза, то фактически у этих людей зарплаты растут до уровня совершенно неадекватно по крайней мере в наших сегодняшних условиях.

Поэтому это переходное состояние на несколько лет, пока мы находимся в процессе выхода из пропасти, в которой мы оказались в результате многих факторов. Война — лишь один из них, и даже события на Майдане и экономический кризис — это лишь одна из составляющих этой проблемы, потому что в основе ее, на мой взгляд, лежит все же более глубинный сырьевой статус экономики. Сырьевая экономика, преимущественно сырьевой экспорт: аграрная продукция, металлургическая продукция, при таких условиях мы оказались очень зависимыми от внешних рисков, цена на металлургическую и аграрную продукцию опустилась, и в результате у нас произошло ужасное падение объемов внешней торговли, экспорта.

— И все-таки. С Чернобыльским фондом, с начислениями 12 процентов на зарплату, мы разобрались, пособие на ребенка переформатировали, стипендии дифференцируем. Мне кажется, что это здоровые признаки формирования бюджета?

— Нужно понимать, что это бюджет страны, которая ведет войну, тратятся огромные средства на армию, на весь блок, связанный с безопасностью. Как не платить на СБУ, если и угроза шпионажа, и угроза террористических актов — это постоянная каждодневная реальность, не так ли? Поэтому при таких условиях рассчитывать, что вы можете взять и начать решать серьезные глобальные проблемы — это представление наивное. Задача состоит в том, чтобы бюджет был более-менее реальным для чего: чтобы вам не пришлось потом печатать средства для того, чтобы выплачивать минимально.

В этом плане следует отметить, что и Яресько, и Данилюк, и бюджет 2016 года, и бюджет 2017 года — они строили на реальных показателях, а не баловались с этими цифрами. В течение многих лет, как это не странно, и премьер-министр, и министр финансов были заинтересованы, чтобы бюджеты были нереальными. В странах западных демократий в случае нехватки бюджетных поступлений существует процедура. Там правительство обязано сократить все расходы, но там они сокращают в одинаковом размере, например, на 5 процентов или на 10, или на 15 процентов. И в этом случае все статьи расходов, включая расходы на зарплату бюджетникам, все должно быть сокращено, это норма бюджетного процесса. А у нас всегда был возможен маневр, что именно сократить. Поэтому сокращение расходов на ту или иную отрасль зависели от того, как ее представители договорятся с членами Кабмина. Так было всегда до предпоследнего бюджетного года: принимается нереальный бюджет, а потом оказывается, что денег не хватает, и представляете себе, что стоят перед кабинетом министра финансов или в кабинете 10 человек, которые требуют, чтобы профинансировали их расходы. Есть возможность профинансировать 2 из этих 10. Как решается проблема, что два финансируются, а другие нет?

— Суммой отката Кабмину.

— Совершенно верно. И это была стабильная практика. Это решали фактически двумя людьми, тремя. Иногда Президент мог вставить свои 5 копеек по этому поводу, если к нему кто-то подошел и через него пожаловался. Эту историю я наблюдал лет 20. Фамилия премьера менялась, фамилия министра финансов менялась, но история была одна и та же. Эта модель нечестного бюджета сама по себе порождала еще и огромные возможности для коррупции. Ни Яресько, ни Данилюк в эти вещи не играют. Поэтому они, когда формируют бюджет, исходят именно из того, что они заинтересованы в его исполнении, в реалистичности. А еще добавим фактор МВФ, который просто заставляет правительство действовать более корректно с точки зрения планирования доходной и расходной части. Если мы говорим о философии позитива бюджета, что, по крайней мере, это правительство, предыдущее правительство все же стараются выполнять бюджет на той основе, чтобы можно было реально профинансировать. Другое дело, что у нас есть другой негатив бюджетных историй, связанных с тем, что у нас не умеют, а иногда часто (за этим тоже есть определенная коррупционная составляющая) не пытаются планировать и управлять средствами в рамках бюджетного процесса.

Когда необходимо финансировать капитальные расходы на какие-то стройки, ремонты, то их же нужно не просто выделить в течение года, это нужно освоить, нужно использовать. А для того, чтобы их использовать, они должны поступать ритмично. Если они поступают, извините, в середине декабря месяца, то это означает, что средства точно не будут использованы, или их просто запулять на расходы с чудовищной неэффективностью. Эффективность использования средств важнее, чем то, что вы начнете финансировать какие-то мероприятия с задержкой только по той причине, что у вас зимой и весной нет средств.

— Чиновники любят хвастаться, что на 60 процентов вырастут доходы госпредприятий.

— Вырастут доходы — это так громко сказано. Хотя, учитывая, что они были убыточными, а сейчас они таковыми не являются, то это позитив. У нас есть фактически несколько определяющих предприятий, которые ранее были убыточными, а сейчас могут стать более прибыльными. Например, «Нафтогаз». Я считаю, что эта команда — Андрея Кобелова, Андрея Витренко заслуживает огромного уважения. И когда начинают кричать, что у них большие зарплаты… Ребята, вы не понимаете, что это менеджеры суперкласса, для страны миллиардные доходы получили, или миллиардные потери сэкономили.

Из предприятий, которые будут формировать фактически положительную динамику — в первую очередь НАК «Нафогаз», есть надежда на улучшение показателей «Укрзализныци», НАК «Енергоатом», «Укрпочта». Это весьма незначительная совокупность предприятий, которые смогут улучшить показатели и нечто большее перечислить в Государственный бюджет. На самом же деле, главный доход, который формируется у нас в бюджете — это уплаченные всеми субъектами хозяйствования, и в том числе этими предприятиями налоги. Если они работают эффективно, то главный доход вы получите потом не от дивидендов. Это мелочь по отношению к тому, что вы можете получить просто вследствие того, что у вас экономика эффективно работает, и в том числе эти предприятия платят налоги. Вот тот главный потенциал для вашего роста, который вы можете привлечь.

Или взять «Укрспирт». Он только сейчас начал показывать лучшее финансирование. Потому что раньше показывал сплошные убытки. Но, опять же, там из 60 предприятий только с десяток имеют возможности для эффективного функционирования, другие могут функционировать только в пределах того, что они выпускают контрафакт. Это одно из объяснений того, что закрытое предприятие стоит, не работает, а при этом есть борьба за пост директора. И что вы там собираетесь делать? Официальные заводы выпускают продукцию, которая является неконтролируемой. А это же подакцизный товар, который должен распределяться на предприятия водочной отрасли! Ситуация улучшилась, но «Укрспирт» нужно реформировать.

Но на самом деле, я считаю, что сейчас главное — реформирование социального обеспечения. А в этой сфере задействованы сотни миллиардов гривен. Пенсионный фонд существует 17 лет, а единого реестра пенсионеров нет. У нас до этого времени нет ни реестра социальных трансфертов, ни пенсионеров.

— А как пенсии выплачивают, если нет реестра?

— Они существуют, как списки пенсионеров по регионам, и в ручном режиме сбрасываются в какую-то базы. Это создает фантастические возможности для злоупотреблений. Начиная от мертвых душ и заканчивая начислением этих пенсий. А вот когда вы, сидя в Киеве, сможете посмотреть — на основании чего начисляется та или иная пенсия, то злоупотребления можно будет предотвратить. Есть другая история — фонд безработицы, единый фонд, трех руководителей которого сажали в тюрьму. Я тогда шутя повторял: может что-то в консерватории поменять нужно? Они создали источник коррупции. Нужно делать учет. Без учета не с чем работать.

— Ну, а есть положительные прогнозы относительно роста нашей экономики?

— Есть. Есть три измерения кризиса, в которые мы упали. Первое — наше падение экономики с четвертого квартала 2012 года. В России в это время произошло сокращение инвестиционного спроса: соответственно упал товарооборот с РФ, потому что наши инвестиционные товары — трубы, металл, турбины, вагоны. Чтобы было понятно: объем экспорта в РФ упал с двадцати миллиардов до трех. Мы упали, мы на технологическом минимуме, мы импортируем-экспортируем только то, что заместить не можем. Мы, к сожалению, закупаем там и ядерное топливо, и уголь. Но здесь мы потеряли. Второе — это падение цен на сырьевую продукцию. С 2012 году упали цены и на металлургическую продукцию, и на аграрную продукцию. Мы не уменьшили объемы поставок, но денег не прибавилось. И третья причина — война. Обвал кредитования экономики, закрытие банков. Мы глубоко упали, с 2012 по 2015 года падение составило около 20% ВВП. Но я верю в восстановление экономики, потому что уже сегодня во всех сферах есть рост деловой активности на 2%, поэтому методологически я верю в рост экономики. После такого глубокого падения рост является закономерным. Кроме того, люди поверили, что агрессивной стадии войны не будет. Имеем огромный скачок закупки автомобилей. Они же не в кредит покупались. Думаю, что люди после того, как вывели деньги из банков, захотели вложить куда-то. Это еще не новое качество экономики, но мы точно можем выйти на трехпроцентный рост. А это и рост доходов предприятий, и рост доходов населения. И эти реформы, которые ввело правительство, начинают перестраивать поведение в экономике. Огромные злоупотребления были на газовом рынке, а сейчас их нет. Сейчас у нас нет источников коррупционного дохода, но выросли честные, корректные доходы НАК «Нафтогаза», от которых государство получает выгоду. Это изменение, которое влечет изменения во многих сферах. Мы начали заниматься установкой приборов учета и энергосбережением. Экономика после многих таких вещей начинает работать в новой парадигме, на новой основе.

— Еще и с коррупцией разобраться…

— Да, и борьба с коррупцией идет. Хотя, если вчера в стране было сотни тысяч коррупционеров, а сегодня все работают честно — так не бывает. Это постепенный, длительный процесс, где вы шаг за шагом убираете зоны, в которых есть коррупция. И это не значит, что завтра расцветет экономика. Нет, это формирует ценности в экономике. Это формируется годами, и этот позитив перераспределения ценностей в экономике дает новое качество впоследствии. Я отношусь к этим вещам философски, я не верю в мгновенное перерождение сырьевой коррумпированной экономики.