Бехтерский затворник

Серия художественных исторических  очерков об основателе города Каховка , Дмитрии Матвеевиче Куликовском.

Публикуются при поддержке Всеукраинского благотворительного таврийского фонда Николая Баграева с целью сбора средств для установки памятника Д. М. Куликовскому в Каховке.
Фрагмент первый

Лето 1804 год а на юге империи выдалось традиционно знойным.

Понтонный мост через Днепр, соединяющий некогда древнюю столицу могущественного и грозного правителя всей Золотой Орды хана  Тохтамыша – Кызы-Кермен (ныне Берислав) и дорогу в Крым , проходящую через молодое местечко Каховку , мерно покачивался под тяжестью одинокого чумацкого воза, который, несмотря на этот жаркий обеденный час, вполне бодро волокли два тонконогих разномастных и криворогих вола.

Знаменитые чумацкие валки с солью (колонны из сотни и белее возов) , колесившие некогда по этой древней дороге в Крымское ханство, уходили в прошлое. Сегодня одиноким чумацким возом с задремавшим погонщиком и босоногим наймитом, уже мало кого можно было удивить.

 Загорелый до черноты чумак в традиционном облезлом бриле (соломенной шляпе) , так и не открыл дремотные глаза, покачиваясь на казенных тюках с пеньковой веревкой для Херсонского адмиралтейства. А вот молодой белозубый наймит, который придерживал упряжку, оберегая мотающих головами волов от неосторожного движения в бок, во все глаза таращился на странную фигуру молодого человека, стоящего на середине моста. Поношенный, видимо с чужого плеча, светлый летний сюртучок, накинутый на потемневшую от частых стирок рубашонку, неловкий картуз, плохонькие сапоженки выдавали в парне бедного барчонка. Ну барчонок да и барчонок, много таких нынче развелось из-за постепенного обнищания дворянских родов. Но вот сабля то причем? Павловская казенная сабля в темных ножнах, на которую он опирался одной рукой… А может и не барчук это вовсе? А как на добро казенное позарится? Но волы, поравнявшись с фигурой странного молодца, таким же бодрым и мерным шагом, роняя помет и мотая головами в тщетных попытках отогнать с глаз слепней и мух, проползли дальше . И сколько наймит не оборачивался на барчука, тот так и не поднял головы, чтобы взглянуть на проезжающий мимо скрипящий воз. Так и не отвел глаз от хлюпающих о понтонные баки бойких вод вечного Днепра, хотя секцию моста на которой он стоял, заметно пошатывало под проезжающей тяжестью.

Мысли в голове у потомственного дворянина, юного князя Николая Шляхова из малопочтенного сословия однодворцев путались. (Термин «Однодворцы» применялся к дворянским семьям, которые не могли документально подтвердить свое дворянское происхождение. Зачастую это были обедневшие дворянские фамилии, которые жили «одним двором». Отсюда и термин. Их селили в приграничных районах для организации линии обороны растущей империи). Он выпустил мыслительный процесс , как коня без узды на вольный выпас, а сам продолжал не отрываясь смотреть на воду. Воспользовавшись этой неконтролируемой свободой, обрывки знаний, которое он получил благодаря крепкой дружбе с сыном графа Берга – Фродей (Фридрихом), наплывали какими-то разорванными, несвязанными с его намерением образами: «Тохтамыш в мои годы уже дружил с Тамерланом. Уже водил войско воевать Белую Орду. И хоть и был бит, но не унывал. А ты что же»? На смену этим ярким мысленным картинкам навеянным близостью Берислава наползало облако других мыслей. «Ну надумал, так не трусь. Что стоишь, как вкопанный?!»  — понукал он сам себя, не отрывая взгляд от водных завихрений вокруг нагретых на солнце клепанных понтонных баков.

Блеснул серебром на солнце резвящийся пескарик, замерла на секунду над мелким водоворотом и тут же юркнула куда-то под мост крупная зеленая стрекоза, медленно, боком выплыл из под моста и качаясь на маленьких волнах отправился в сторону Херсона осколок древесной коры с отдыхающей на корме белой бабочкой. «Какой позор! Какой сты-ыд!» — вырывалось из груди в очередной раз. В такие мгновения он отрывал взгляд от мутновато зеленого течения и страдальчески поднимал глаза к дымчатому знойному небу. «А ведь подчинит себе всё Тохтамыш. И Мамая сковырнет с трона белой орды. А после и до Москвы дойдет. И сожжет Москву то Тохтамыш!» — он оглянулся на белеющие постройки крайних мазанок Барислава колышущихся в знойном мареве. «И, что ему здесь приглянулось? Суш то какая! И правильно сделал Мазепа, что разорил тут все»… И опять взгляд прилеплялся к зеленым струям реки. «О чем я думаю?! Какой Тохтамыш! Какой Мазепа?! Какой же ты мерзкий – Никола! Бесчестный, низкий, трусливый человечишка! Что стоишь, прыгай давай!!». Кажется, наконец, он решился и сделал неопределенное движение, или вернее сказать чуть качнулся в сторону воды! Но левая рука опять теснее сжала гладкую, нагретую солнцем деревянную жердь перил, а правая — эфес старой дедовской сабли. Барчук в который раз в слух застонал, терзаясь собственным малодушием.

— Аль горе какое? – хриплый голос заставил Николу Шляхова по отцу Симоновича  вздрогнуть…

Продолжение следует.

Игорь Бжезицкий специально для проекта «Траектория времени».

Публикуется по материалам сайта «Игры».

Меценаты желающие увековечить свое имя на горельефе будущего монумента просьба ознакомиться с информацией  по данной ссылке .