О чем мечтает директор Херсонской филармонии — разговор по душам с Юрием Иваненко

Самоцветы Таврии: 25 лет — бессменный директор Херсонской филармонии мечтает о достойных условиях для талантов и поклонников.

Юрий Николаевич Иваненко, Заслуженный деятель искусств Украины, президент ромской рады Украины, руководитель международной общественной организации ромов "Кэтанэ", председатель ГО Херсонской городской общественной организации ромов, координатор национальных обществ Херсонской области. Эксклюзивное интервью.

— Что вам известно о своих предках? Наверняка есть люди, о которых вы любите вспоминать, о которых вы можете рассказать с гордостью?

— Мне всегда было стыдно, что я не знаю своих предков. Когда цыгане кочевали, паспортов не было. В 1957 году вышел указ, и кто где остановился, там и остался жить. Моих родителей указ застал в Херсоне, и мы остались здесь жить. Мой отец родился в Миргороде, а мать – в Кобеляках. Родители рассказывали, что мой прапрапрадед по отцовской линии имел кличку «Соловей», потому что он хорошо пел. Может, мне передались его гены. Рассказывали, что ещё какой-то прадед в какой-то деревне смастерил церковь без единого гвоздя. Если бы я знал, где это, я бы поехал за тысячу километров, чтоб увидеть её. Я помню своего деда по отцовской линии – Ивана Максимовича Каверина. Эта фамилия шла по родословной. Дед носил военную форму, галифе, кубанку. Он был похож на Ворошилова. Говорили, что он был артист. Он профессионально танцевал, пел, играл на гитаре. Я помню, как он играл на гитаре и танцевал. Такие чечетки бил. В свое время он увозил цыганей подальше от оккупации. Очень много людей спас. Дед умер, когда мне было лет 13. Я его редко видел, он жил в Кривом Роге.

Мой отец закончил 7 классов школы. Потом он выучился на курсах сапожника, потом – в учкомбинате на водителя. Он и его брат работали при государственной структуре. Он был таксистом. Мало кого из наших туда брали. Попать было очень тяжело. Он участвовал в художественной самодеятельности. Он пел, танцевал. Он был ударником коммунистического труда. У моего отца было прозвище «Карахай». И меня знают как «Юру Карахая». «Карахай» в переводе с цыганского это «черный человек». То есть, человек не нашей веры, крымский татарин или крымский цыган. Почему так назвали? Мне рассказывали, что у моего деда был близкий друг – крымский цыган, и дед поклялся, что в честь него назовет сына. И так пошло прозвище.

Моя бабушка во время войны взяла на себя ответственность вывести табор из леса. Она спасла табор, пожертвовав ребенком. Ребенок выжил, его нашли. Мне бабушка рассказывала, что её родная сестра во время голода, когда они кочевали по селам, зашла в один дом и не вернулась. Её съели.

По линии матери известно мало. Мама рассказывала, что у нее было много братьев. Она рассказывала, что у неё один из братьев прошел войну, был офицером. Она рассказывала, что он был похож на Ленина. Он женился на полячке. Моя мать шла по роду Пифы. В свое время они были помещики. Это была образованная семья, а потом что-то у них произошло, и им пришлось бросить всё и пойти кочевать. Отец моей матери, мой дед, был бизнесменом – табунами водил лошадей, торговал. Он умер от брюшного тифа.

Это всё, что я знаю. У меня мало фотографий, но я их бережно храню. Очень обидно. Я рассказываю своим детям всё, что я знаю, чтоб они дальше передавали эту информацию.

-Расскажите о своем детстве. Какая у вас была семья, каким ребенком вы росли?

 — Раньше мы жили в небольшом домике на Сухарном, улице Запорожской. Там я родился. Тогда мой отец работал на Жилпоселке сапожником. Потом работал водителем. Помню, что моя бабушка была такая пробивная: пошла в горисполком, объяснила, что у нас многодетная семья, и нам выделили трехкомнатную квартиру на Николаевском шоссе. Мне было тогда 6 лет. Это было непривычно. К нам приходили родственники, соседи нас боялись сначала. Потом помирились, моего отца знали все на Николаевском шоссе как «Кольку-таксиста». Я помню, он хорошо дружил с армянами, азербайджанцами, грузинами. Он очень хорошо готовил их блюда. Он прямо на улице собирал дрова, покупал мясо и готовил шашлыки. Угощал ими весь дом. Его все знали и любили. Бывало, брал большую кастрюлю, покупал рыбу и делал для всех уху. Люди приходили, сидели. Все пели, смеялись. Отец мог организовать весь дом на поездку на пляж. Все ждали субботу-воскресенье.

Моя мать и бабушка были очень сильными гадалками. Я помню, приезжали из Москвы, из Прибалтики. Приезжал даже певец Кондратюк.

Как-то случайно я бросил камешек в песочницу. Камень отскочил и попал в девочку. Она расплакалась и убежала домой. Приходит её отец, начинает искать меня, я убежал домой. Но однажды я гулял, а этот мужчина «втихаря» подошел и взял меня под руку. Сказал идти за ним. Я подумал, что сейчас мне точно уши надерут. Он меня завел к себе домой, у него стоял рояль. Он нажал на ноту и сказал петь. Я спел. Он сказал постучать. Я постучал. Потом я ушел домой. Он решил отомстить за свою дочь. Он пришел вечером к моему отцу и сказал: «Колька, чтобы твой сын не был шалапаем, давай я его буду учить играть на баяне». Это оказался зауч Херсонского музыкального училища Леонид Павлович Воробьёв. Мой отец согласился. Так началась моя каторжная жизнь. Только я выходил на улицу, Леонид Павлович говорил, чтоб я шёл заниматься. Мы жили на первом этаже, и Воробьёв там жил. Я играл, а он через окно смотрел и учил.

Как-то мне купили велосипед, я катался. Пришел Леонид Павлович, был без настроения. Сказал моему отцу, что я оболтус и ничего не выучил. Отец взял мой велосипед, вынес на улицу и порубил топором. Сказал, что так я точно буду заниматься.

— Кем вы в детстве мечтали стать? Насколько вы были близко к выполнению мечты?

— Я всю жизнь мечтал стать лётчиком-испытателем. Я бы и сейчас всё отдал, чтобы стать лётчиком. Но моя мама очень боялась. Я же родился в то время, когда летал Юрий Гагарин. Поэтому меня и назвали Юрием. И начали надо мной хитрить родители. Я захотел поступать в Симферопольское лётное училище, но туда принимали после 10 класса. Родители сказали, чтобы я два года не гулял, мне нужно поступать в музучилище. Я пошёл, начал учиться, стал лучшим учеником. Мне дали рекомендацию для поступления в консерваторию. Я думал поступать в лётное училище, но на 4 курсе музучилища женился. С женой я не встречался ни одной минуты, воровал её. И так мы живём с ней уже почти 38 лет. Стала дилемма – или ехать отрабатывать в Гладковку, или в армию, или поступать в консерваторию. Мы все решили, что лучше поступать в консерваторию. Сдали документы в консерваторию в Одессе, в последний день работы приёмной комиссии.

У меня был баян «Рубин». Когда объявляли оценки, мою не назвали. Сказали идти с отцом к декану. Он сказал, что с таким баяном меня не примут. Но впервые в их практике видели такого талантливого ученика. Сказали купить баян «Юпитер», и тогда примут. «Юпитер» стоил около 7 тысяч рублей. Отец сказал, что купит. Продал свою машину и купил мне этот баян. И меня приняли.

У моего отца была астма. Где-то услышали, что нужно сделать переливание крови. Где-то прозевали, и ему сделали переливание крови с отрицательным резусом. Он попал в реанимацию. Приезжает утром мать, у меня как раз было поступление, должен быть экзамен. Отец сказал привезти сына попрощаться. Я пришел забрать документы, чтобы уехать. Но мне не хотели отдавать их. Сказали, что если я получу двойку, отдадут. Я забегаю в комиссию и говорю, что мне нужно немедленно уехать. Меня спросили, зачем мне двойка. Я объяснил. Мне за пару минут позадавали вопросы. Поставили четверку. Меня отпустили. Я приехал, и отец отошел. Сказал мне ехать. Вот так я поступил в консерваторию.

— Что было после консерватории?

— Закончил консерваторию и начал искать себе работу. На работу меня никто не брал. Помню, я играл с ребятами на кирпичном заводе. Меня там все знали. Был вопрос, чтобы я пошел туда работать директором клуба или художественным руководителем. Я пришел, там сидит директор, все работают. Он сказал, что не хватало, чтоб у него цыган работал. Он сказал: «Будете мне ноги целовать, может быть, тогда я возьму вас дворником». Я не выдержал… Он меня выгнал, чуть ли милицию не вызвали. Потом рассказывали, что на него упала остановка…

Я не мог найти себе работу. Всех смущала национальность. Это были 80-ые годы. Как-то случайно пришел в кооперативное училище. Там был зауч. Он был в отпуске и говорил, что придет его зять, и нужно взять того на работу. И когда я пришел, все подумали, что я — зять зауча. Меня взяли. Я начал работать. Потом приезжает зауч. Как-то директор спрашивает, как у меня дела с «тестем», Павлом Матвеевичем. Я сказал, что я не его зять. «Как не зять?», — спросил он. Но было уже поздно. Я работал на трех должностях, хоть мне и платили за одну. Я был руководителем вокально-инструментального ансамбля, руководителем вокального ансамбля и проводил дискотеки. Я поднял это на такой уровень, что к нам приходили с мореходного училища, судно-механического училища. Мы делали музыкальные сказки. Это были 1984-1985 годы. Нам покупали обалденную аппаратуру, ни у кого такой не было. Я сделал классный зал. Мы проводили такие вечера, что очереди стояли, чтобы попасть посмотреть. Участвовали преподаватели, мы сделали оркестр, в котором этот зауч на баяне играл. Дети прогуливали уроки, чтобы прийти на репетиции. У нас репетиции были до 2 часов ночи. Когда-то пришли родители и сказали, что слава Богу, что они у нас, а не пьют и не гуляют. Многие после училища поступали в Николаевский институт культуры. Показателем было то, что на всех конкурсах мы занимали первые места.

Помню когда-то одна женщина из жюри спросила, не хочу ли я работать в центре народного творчества при управлении культуры методистом по вокально-инструментальному жанру. Сказала, что они получают квартиры. Они меня этим «купили». Я жил с родителями, и хотел отдельно жить. Я согласился. Я помню, что я взял свои два диплома из училища и консерватории. Там были Банникова, Зимогляд, Набока. Посмотрели паспорт. У меня спросили, где я купил дипломы. Я понял, что опять та же тема. Мне было обидно. Взял свои дипломы, собираюсь уходить, возмущаюсь. Вижу, стоит мужчина, курит. Спросил меня, почему я нервничаю. Он так расположил к себе, я рассказал, где учился. Спросил, действительно ли я цыган. Расспросил про родителей. Он сказал: «Подождите 5 минут». Потом выбегает девушка и говорит: «Молодой человек, вас приглашает Владимир Львович Чупрына, начальник управления». Я прихожу, а там в кресле сидит этот мужчина и говорит: «Я про тебя уже всё знаю, уже позвонил в музыкальное училище, позвонил в Одессу. Короче, ты будешь с завтрашнего дня работать у меня. Будешь завотделом по искусству и учебным заведениям, будешь школы проверять». Я сказал, что мне надо подумать. Он сказал, что такое бывает раз в жизни.

Я пришел в джинсах и кроссовках. Он сказал мне забыть об этой «униформе». Прихожу на работу, там планерка. Он познакомил меня с людьми. И сказал, что по национальности я цыган. Я как вспомню, как все стали проверять кошельки. Месяц все закрывали кабинеты на ключ, пока меня не узнали. Потом со всеми дружил. Я считал, что администрация – это высшее общество. Потом понял, что это такие же люди, как я. Я пахал там, как папа Карло, не пил, не курил. Владимир Львович для меня, как крёстный отец. Он потом рассказывал: «Представляете, сижу на министерской коллегии с начальниками управлений и кто-то говорит, что у него София Ротару. Начальник из Днепропетровска говорит, что у него Кузьмин. А я говорю, что после Софии Ротару будет София Ротару, после Кузьмина будет новый Кузьмин. А у меня в управлении культуры работает цыган. После него никто не будут работать. Экзотика!». Были у нас с ним и передряги. Знаете, как в семейной жизни. Но это чисто производственные конфликты. Дай Бог, чтобы он жил сто лет. Помню, как-то был на проверке в школе № 4 на Северном. Приезжает его водитель и говорит, чтоб я быстро собирался. Мол, меня будут представлять. Я думал, что меня будут представлять кому-то из министерства. Приезжаем, стоит коллектив. Говорят: «Познакомьтесь, это ваш директор». На следующий день прихожу, а мне говорят: «Зачем ты сюда пришёл? Ты уже в филармонии работаешь».

Начал работать в филармонии, в городе пошли разговоры, начали делать ставки: сколько продержится Юрий Иваненко. Давали максимальный срок месяца 4-5. А видите, прошло, наверное, уже 25 лет. Никто не выиграл.

— У вас же есть ещё одно образование, немузыкальное?

— У меня ребенок учится на медика-стоматолога в Одессе. Хорошо учится. Я решил показать, что я тоже крутой. Я пошел учиться в ХНТУ на госслужбу. Помучился, но я показал своему сыну, что тоже могу. Теперь я магистр госслужбы. Честно говоря, не понимаю, зачем мне это. Наверное, это престиж для себя, семьи, коллег.

— Когда вы получили награду «Заслуженного деятеля искусств Украины»?

— В 2000 году мне вручили звание «Заслуженный деятель искусств Украины». Мне вручал его Кучма. Я получал не как директор Херсонской областной филармонии, а как председатель городского общества цыган. Со мной тогда награды получали Поплавский, Дерюгины и жена Лобановского.

— Расскажите о вашей общественной деятельности?

— Мы создали наше общество, чтоб можно было выплачивать деньиг жертвам Холокоста, потому как никто не хотел заниматься документацией. Организация начала прогрессировать. Пригласили на ромский съезд в Киев, где я был избран вице-президентом всеукраинской организации. Меня пригласили на всемирный съезд в Прагу. Там я стал комиссаром по вопросам культтуры и образования.

Потом мы создали международную ромскую организацию и мне предложили её возглавить. Потом был ещё один съезд, и при поддержке Фонда Сороса «Возрождение» мы создали Ромскую Раду Украины, которая объединила , которая объединила 45 организаций. Хоть я и упирался, меня избрали президентом.

— Как вы оцениваете деятельность филармонии?

— Знаете, чем я горжусь? Моя заслуга в том, что я не потерял ни одного артиста. Я этим очень горжусь. Несмотря на то, что у нас нет ни репетиционного, ни концертного помещения, нет аппаратуры и хорошего транспорта, мы на сегодня перевыполнили финансовый годовой план. Это о чем-то говорит. Если бы было помещение, условия, мы бы финансовый план перевыполнили в два раза. У нас очень талантливые люди, все хотят работать. Это не просто работники – это члены моей семьи. Сейчас, конечно, условия для жизни тяжёлые. Многие уезжают за границу, ищут более высокооплачиваемую работу. Я разрешаю людям подрабатывать. Всячески пытаюсь, чтоб они остались.

Моя главная мечта – чтоб у нас была шикарная филармония, шикарный автобус, аппаратура. Как в Кировограде. Говорят, у нас филармонии нет. Она есть! Хотелось бы, чтобы она получила хороший статус, хорошие условия для работы. Талант есть – условий нет.

источник