А.Ермолаев: Чего ждать Украине от противостояния России и Запада

Андрей Ермолаев
Между войной и миром

Страх. Непосредственные участники и историки-исследователи трагической Первой мировой (давшей старт второй «30-летней войне») свидетельствуют, что накануне 1914 года мир не ощущал и не ожидал надвигающейся бездны. Именно поэтому события первой половины XX века воспринимаются и ощущаются как катастрофические. Начало века XXI отличается тем, что события и ожидания переполнены катастрофизмом и ожиданием грядущих потрясений. У этих ожиданий есть язык и образы — «Третья мировая», начало которой — «новая холодная война».

Словно мир уже «знает», как будет и каковы правила этого трагического будущего. Роли расписаны, потери посчитаны, определен ландшафт. Картина будущей катастрофы отражена в «картинках» и образах, интерактивных картах и идеологических клише. Все необходимые условия для начала. В глобальном мире и игры стали глобальными.

Это очень характерно для человека и общества — входить в период глубоких перемен в одеждах «прошлого опыта». Так кажется проще и легче, «узнаваемее» пережить неизбежное. Управляемое подобие — как лекарство от страха настоящих, глубинных перемен.

«Третья мировая» и ее «холодный этап» являются удобным прикрытием для перехода к новой, глобальной многополярности.

Подобие. «Холодная война» прошлого, XX века чаще всего представляется как великая битва добра со злом, свободы и коммунистического тоталитаризма. И за кадром остается то, что после завершения «второй тридцатилетней войны», поставившей жирный крест на «золотой эпохе либерализма», мир окунулся в глобальную конкуренцию на основе форсированного научно-технического прогресса, перманентных технологических революций и потрясающего по скорости освоения мировых ресурсов развития — территорий, сырья, человеческого капитала. За несколько десятилетий на планете не осталось ни одного «закрытого общества», транснациональный капитал в разных политико-идеологических оболочках проник во все сферы жизни, конкуренция сместилась от товаров и услуг к социальным мирам и разным типам социальной организации. Два лагеря — социалистический и капиталистический — как конкурирующие способы социальной и экономической мобилизации для «инвестиций в будущее». В борьбе за человеческий капитал рухнули не только экономические, но и цивилизационные границы. Мотивы, цели и идеалы — «постиндустриальный мир», как его поспешили определить футурологи, — стали новым эпицентром конкуренции. Человек с его мотивацией, культурными запросами и целеполаганием сам стал уникальным товаром, а конкуренция за «обустройство окружающего его мира обусловила превращение ТНК в олигополии, без границ и «-измов».

«Нелиберальная глобализация», «параллельные современности», «многополярный мир» — таким стал язык конца XX века, после «краха коммунизма» и последующего «краха однополярности». Глобальный кризис лишь выявил ограниченность ресурсов и огромные спекулятивные издержки в этой конкуренции. «Европеизация» и «вестернизация», «исламский мир», «русский мир», «китайский путь» — конкурирующие стратегии новой, посткризисной волны глобализации.

Подобие не значит тождество. «Новая холодная война», которую сегодня связывают с противостоянием России и Запада, «русского мира» и «евроатлантической цивилизации» — лишь часть, пазл, фрагмент новой реальности. Удобный, эффективный и очень технологичный. Ничто так не мобилизует общества и межгосударственные союзы, ничто так не мотивирует к экономии, «затягиванию поясов» и консолидированным инвестициям частного капитала, государства и общества в новые прорывные технологии. В условиях фактически «расколотого Запада» управляемое противостояние выгодно как антикризисный рецепт обеим сторонам.

«Новая холодная война» России и Старого Запада становится для ее участников уникальным способом самоорганизации и консолидации в условиях реальной многополярности, без претензий на глобальную победу. В этом — ее основное, сущностное отличие от «холодной войны» двух глобальных конкурирующих систем века XX. Поскольку «русский мир» нужен сегодня только русским, чтобы сохранить собственную реставрацию и не допустить дальнейшего распад постсоветской России. А «евроатлантика» — единственный способ удержать в целостности кризисный Запад, не допустить его распочкования на два конкурентных полюса — ЕС и «тихоокеанский альянс». Жертва Англии — «Брекзит» — кажется не такой уж болезненной, учитывая потуги возрождения Британского Содружества как великого посредника двух расколотых полюсов, да еще в условиях конкуренции с остальными «полюсами».

Еще одной важной особенностью «новой холодной войны» стало управляемое снижение рисков реальных конфликтов. Опыт гибридных конфликтов стал технологией. Ядерное оружие в свое время стало одной из главных причин трансформации войны во второй половине XX века. Инициаторы Пагуошского движения первыми озвучили новые угрозы и риски для мира. И подавляющее большинство конфликтов 50-80-х годов прошлого века стали полигоном этой самой гибридности — проще говоря, непрямых столкновений основных противников, «молекулярных войн», избирательного применения военных технологий. Войны в Корее и Вьетнаме, Египте и Ливии, военные конфликты в Латинской Америке — те самые «гибриды», которые продемонстрировали возможности и масштабы управления социальными процессами в отдельных странах и целых регионах с помощью «зеленых человечков», спецслужб, информационного оружия и политического проектирования. Украинская и сирийская войны века XXI — трагический тираж этого опыта, как ни прискорбно это признавать.

Игровой характер «новой холодной войны» тем более очевиден, если учесть роль и масштаб мирового медиапромышленного комплекса, разыгрывающего на своих экранах «ИскандерGo» и «ПэтриотGo». И это в эпоху кибероружия и тотальной слежки до размеров котенка с ошейником GPS или ГЛОНАСС, разведсистем типа «Эшелон» и тотального SWIFT!

За кадром — и наличествующие «технологии сдерживания», не менее, если не более значимые, чем так называемое «оружие сдерживания». Речь идет об объектах ядерной энергетики, химических и инфраструктурных объектах, глобальной коммуникационной инфраструктуре, поражение или даже повреждение которых могут по своим последствиям превышать локальные военные столкновения с использованием оружия локального действия.

И еще одно замечание. Убежден, что в этой дьявольской игре каждая более-менее влиятельная персона, будь то госдеятель, военачальник или диверсант — на карандаше и условном крючке, чтобы, не дай Бог, не вышел за рамки правил и пределов игры. Это к вопросу о роли тиранов в современном мире и их реальных возможностях.

Масштаб. «Новая холодная война» будет скоротечна по времени (2-3 года), истерична по тональности, локальна по действию. Но очень выгодна участникам, она станет элементом их национальных и транснациональных антикризисных стратегий, форсированной модернизации и смены технологических укладов. Ее исход — это начало нового переговорного процесса о глубокой трансформации правил торговли и политической организации мира. Реформа ООН и изменения ее характера и состава. Новые подходы к обеспечению и поддержанию глобальной безопасности. Установление правил нового миропорядка в условиях реальной многополярности. Это если кратко.

Такие структуры, как ЕС и НАТО, пройдут неизбежную трансформацию. Россия получает шанс на собственную модернизацию экономики за счет мобилизационной модели укрепления Евроазиатского региона, особенно после смены элит в странах-партнерах России по Таможенному союзу. «Разрядка» будет представлена миру как продукт примирения только после совершенных изменений.

Выбор. Украинский пазл в этой игре — один из самых трагичных и непредсказуемых. Дауншифтинг национальной элиты очевиден. Шок войны как травматический синдром на время отключил рациональное мышление, сведя задачи национальной политики к победе над «гибридным противником» и интеграции в распадающуюся старую реальность ЕС.

Новое национальное самосознание формируется на основе конфликта и с помощью конфликта. Уровень толерантности снижен до черно-белого, «свой — чужой». Но само тревожное — отсутствие в интеллектуальном и политическом пространствах даже попытки выглянуть «из хаты». Жадность и эгоизм правящих групп потрясает. Даже риск изоляции и «принуждение к миру» не срабатывают. Отсюда грустный вывод о неизбежности новых потрясений и уроков. Каких — тема отдельного разговора.

Но все же — что важно и нужно осознать? Прежде всего, свою глобальную ответственность за собственное развитие. Найти в себе силы унять гордыню и пойти на серьезный внутренний диалог о новом украинском мире. При этом исходить из ключевого посыла: путь к новому внутреннему миру еще тяжелее и болезненнее, чем так называемые «реформы». Цена мира — и новое устройство страны (Конституция), и «культурный вестфалитет» (регионы), и цивилизованная, без оружия и переворотов, смена элиты (выборы).

Сейчас критически важно осознать то, что после Путина, Порошенко, Обамы и Меркель тоже будет жизнь. Народы и элиты с неизбежностью будут искать ту самую «формулу нового миропорядка», которая будет связана не с «безопасностью границ», а с безопасностью развития.

И второй важный компонент — новая социальная организация. Это главное конкурентное преимущества государств в условиях многополярной глобализации. На языке нашей политики это выражено по-другому: смена социально-экономического курса и опора на собственные силы. Но это не взывания к тарифам и не призывы варягов-консультантов. Это просто иной путь, основанный на доверии к собственному интеллекту и умении инвестировать в национальный человеческий капитал.

Совсем последнее. Каждый делает свой выбор. Мой личный цивилизационный выбор — быть человеком. И только потом все остальное. Поэтому остановить войну и вернуть доверие людей к общему будущему — так я вижу задачу каждого украинского политика, который еще не окончательно потерял совесть и честь.

Автор: Андрей Ермолаев, руководитель SGS

Источник