Крупнейшему «птичнику» Херсонщины нужна господдержка и инвесторы. И не только…

Агентство "Интерфакс-Украина" опубликлвало вторую часть интервью с владельцем агрохолдинга "Укрлэндфарминг" и экс-собственником банков "ВиЭйБи" и "Финансовая инициатива" Олегом Бахматюком. "Как только я достигну реструктуризации, я заведу инвесторов, — заверил он журналистов.

читайте начало здесь: Что происходит с крупнейшим "птичником" Херсонщины? 
Олег Бахматюк рассказал журналистам

— В начале года появились новости о некоем прогрессе в переговорах о реструктуризации с внешними кредиторами. Могли бы вы их прокомментировать, или это еще преждевременно?

— Да, есть юридические ограничения. Проблема в том, что каждое твое слово может быть истолковано против тебя, ведь все бумаги котируются.

Могу сказать только одно — переговоры ведутся, не прекращаются. Конструктива в этих переговорах намного больше, чем на территории Украины.

-За последнее время стоимость еврооблигаций "Укрлэндфарминга" и "Авангарда" лишь немного снизилась и сейчас стабилизировалась на уровне несколько выше 20% номинала. Это может свидетельствовать о том, что худшее уже позади?

— Мы даже не смотрим на эти котировки, так как настоящая коррекция произойдет после окончания переговоров. Мы не принимаем участия в этом процессе. Основные кредиторы (около десятка, которым принадлежит 70-80% выпуска) — сейчас с нами в переговорах, а ожидания рынка и котировки формируют мелкие держатели. Их отследить нельзя: по одному "Авангарду" — 170 держателей, есть такие, у которых по $300-500-700 тыс. Вряд ли им даже интересно принимать участие в этих переговорах о реструктуризации долга.

— А в будущем управлении компанией? Опыт "Мрии" как-то учитывается?

— Как вы считаете, опыт "Мрии" для кредиторов — позитивный?

— Думаю, что они бы с большим удовольствием получили деньги, чем право на управление. Недавно мы брали интервью у партнера и основателя инвестгруппы ICU Макара Пасенюка, так он объяснял, что они все равно вынуждено все списали в ноль, но должны показать своим инвесторам, что делают все, чтобы восстановить хотя бы часть стоимости.

— Мы еще до стадии "все списали" не дошли и, надеюсь, не дойдем. Опыт захода в акционерный капитал стал для инвесторов и кредиторов катастрофическим.

Мы пока говорим, что эти активы чего-то стоят, и надеемся, что они вырастут в цене. Мы хотим их сохранить, ведем переговоры.

Представляете, сейчас Олег Бахматюк отойдет от управления этой компанией? Что дальше будет, сколько она продержится, как вы думаете? – Думаю, в течение трех месяцев этой компании не будет. Я этого не допущу, вопрос не только в деньгах, но и в моей ответственности перед людьми: я за собой привел 400-500 человек. Мы вместе строили эту компанию — она мне не упала с неба, и никто мне ее не дал в наследство. Я не скажу, что все решения были идеальные, но мы ее строили, как умели и как могли, исходя из нашего понимания.

Мы взяли эти $2 млрд кредитов и вложили их на территории Украины, построив то, что до нас никто не строил. И эти активы стали для нас проблемой, потому, что хотя они и считаются дистресс-активами, но они привлекательные: если бы они ничего не стоили, вокруг "Укрлэндфарминга" не было бы такого ажиотажа.

— Вы сохраняете позицию №1 по некоторым показателям, и это всегда привлекательно для стратегических инвесторов. Интерес с их стороны сохраняется? У вас есть ощущение, что если уладите дела с реструктуризацией, то сможете завести в компанию стратега?

— Я уверен, что как только я достигну реструктуризации, я заведу инвесторов. Если бы я не был в этом уверен, я бы этим не занимался большую часть своего времени.

— И вы думаете, что кредиторы тоже это понимают?

— Внешние – да. С внутренними — сложнее

Есть вещи объективные. Настоящие западные кредиторы или инвестиционные банкиры нацелены на холодный результат: если они могут выдавить из Бахматюка хотя бы немного больше, чем то, что есть сейчас, они будут до конца вести переговоры. Потому что это деньги. И я их в этом поддерживаю.

Для переговоров мы наняли компании, которые представляют пятерку лучших в таких сферах как аудит, реструктуризация долгов и юридические услуги, – все сделали так, как хотят кредиторы. Платим сумасшедшие деньги за все эти ритуальные вещи. Поэтому они про компанию знают все, что хотят. И прекрасно понимают, что пока есть хоть какой-то шанс, надо бороться за компанию. Как только кредиторы перестанут видеть этот шанс, вы сразу увидите суды…

Конечно, я не думал, что этот конфликт затянется на три с половиной года. Это маразм!

— С внешними кредиторами реструктуризацию вы начали не так давно.

— Год назад, а до этого мы заплатили с 2014 года по 2017 год $507 млн и остановились лишь в апреле прошлого года, войдя в активные переговоры по реструктуризации. Потому что компания обескровлена и для дальнейших выплат надо было уже из тела вырывать и начинать поедать самих себя.

— Как мораторий на выплаты отразился на показателях компании?

— Предварительные результаты за 2017 год будут не хуже, чем в 2016 году, даже немного лучше. Но не существенно. Конечно, компания могла бы их улучшить, если бы она имела кредитный ресурс.

— Улучшить по EBITDA, по оборотам?

— Думаю, что по EBITDA было бы немного лучше. Мы вынуждены идти на любые условия кредитования, подписывать контракты на форварды на более невыгодных условиях за счет того, что нам тяжелее на рынках капитала, чем другим участникам. У нас нет доступа к длинным деньгам, мы должны быстро оборачиваться, и не можем пересиживать сезонные ценовые колебания, которые существуют по отдельным культурам и на которых можно выиграть 10-20-30 долларов на тонне. Имея свои 3 млн тонн хранения, мы могли бы на этом поиграть, но сейчас нам не до этого.

Хотя компания строилась на этом принципе вертикальной интеграции, который дает определенную маржинальность по каждому продукту. Мы же все понимаем, что через два месяца кукуруза и пшеница будут стоить дороже, а у меня с мая по июль будут стоять пустыми 3 млн тонн хранилищ. Если бы я сохранил пусть даже 1 млн тонн – это могло бы дать дополнительно $30 млн, но для этого надо иметь $200 млн ресурса, а его у меня нет, мне надо за что-то сеяться.

Я рассказываю эти элементарные принципы, чтобы подчеркнуть, что если компания распадется на куски, то потеряет их. Принцип крупного перестанет работать. Компания утратит возможность делать крупные проекты: завезти 10 тыс. коров, купить техники на $700 млн, построить какие-то логистические и перерабатывающие мощности. И мы эту функциональность последние три года не используем: просто крутим объем и держим компанию. Для нас сейчас основное – выплатить зарплату, закупить минеральные удобрения, средства защиты растений, накормить кур и еще, при этом всем, отбиваться от всех судов и обвинений.

— И какие у вас тогда надежды на 2018 год?

— Никакой полководец с самым сильным войском до конца не знает, победит он или проиграет.

— Но, как минимум, он должен убедить свое войско, чтобы оно поверило в возможность такой победы.

— Я, во-первых, сам верю. Если бы я сам не верил, я бы людей за собой не вел. Насколько эта вера базируется на реалиях – я до конца не знаю. Думаю, что и вы не знаете. Я верю, что мы эту компанию сохраним. Мы с вами на эту тему третий раз общаемся. Первый раз у меня была масса энтузиазма, во второй раз я был более скептичен и зол, сейчас я просто спокоен. Я уже берегу энергию, чтобы справиться с этим ворохом десятков и сотен уголовных дел и обысков. Я уже говорил, что самая страшная техника — эта техника тысячи порезов: рана вроде бы не настолько страшна, но тело истекает кровью, и ты перестаешь концентрироваться на главном.

— На каких направлениях вы планируете сейчас сконцентрироваться?

— Однозначно на "Авангарде". В прошлом году рынок яиц очень хорошо рос по экспорту: мы вошли в более чем 40 стран мира. У нас сейчас пропорция продаж приблизительно 60% — Украина, 40% – экспорт. Если помните, когда "Аванград" был в расцвете, пропорция была 82% — Украина, 18% – экспорт. Я ставлю задачу, чтобы через год у нас было 40/60 в пользу экспорта.

В прошлом году мы добавили 8-10 стран, хотя базовых у нас шесть: в основном Ближний Восток и Африка. Если раньше Ирак занимал 70%, ОАЭ — 20%, то сейчас ОАЭ — 30%, Ирак — 30% и 30% остальные — Катар, Саудовская Аравия, Оман, Иордания и др. В Гонконг поставили первые пару контейнеров. Плюс ситуация в Сирии несколько успокоилась. Сейчас мы активно работаем дальше на азиатском рынке, речь идет о яичном порошке. И потихоньку также двигаемся с яичным порошком в Европу.

Считаю, что в следующие пять лет реально экспорт можно поднять вдвое. Сейчас "Авангард" — номер один на рынке: мы в год производим около 3 млрд яиц, это без переработки, и занимаем в экспорте Украины около 50%. Мы, "Овостар" и "Интер-Запорожье" – это 90% экспорта.

У нас новые рынки, мы нашли людей, создаем рабочие места и все это при нулевой поддержке государства. Представляете, что Украина могла бы сделать при поддержке! С чем поедет этот президент или следующий на Ближний Восток? — Поедет с курятиной, яйцами, говядиной. А с чем еще? Нефти нам Бог не дал, газа достаточно тоже не дал. Зерно — это ресурс, который держит сейчас экономику, а превращение его в протеин создает добавленную стоимость — ничего нового.

 Фокус.ua

— Со снятием ограничений на поставки продукции государство вам помогает?

— Не очень. Например, ограничения Израиля по яйцам остались только с украинской стороны. Израиль вообще не закрывал экспорт из Украины. Израильский экспорт закрыла украинская сторона и до сих пор не открыла, хотя израильская сторона до этого времени не предоставила украинской свои санитарные заключения, доказывающие наличие сальмонеллы. Это результат конкурентной борьбы. Рынок Израиля по объемам приблизительно средний — в год импортирует где-то 700 млн яиц. Мы вышли на него в декабре позапрошлого года, когда был запрет на 70% импорта, и набрали очень хорошую динамику, а теперь все поменялось обратно: мы ушли с рынка.

— Какие улучшения показателей вы прогнозируете в 2018 году по яичному направлению?

— Значительного улучшения на яйцах не будет: чтобы войти в рынок, ты не можешь дать высокую цену. Пока у нас экспорт не дает большого дохода. Мы не заходим на дорогие рынки: Африку вряд ли можно назвать дорогим рынком. Но это интересные рынки, там живет много людей. К тому же экспорт дает диверсификацию, возможность увеличения производственного потенциала. У меня есть, как минимум, 50% производственных мощностей, которые не задействованы, так как потеряны рынки Донецкой и Луганской областей, Крым, население обеднело и стало меньше употреблять мяса, яиц.

Мы также пробуем заходить в украинские сети. Но это путь небыстрый. И если раньше мы шли на быструю экспансию, то сейчас в отсутствие ресурсов делаем это потихоньку.

— Китай активно смотрит на Африку: он там видит значительный потенциал, правда, больше сырьевой.

— Китай, который вкладывает в сырье, дает деньги людям, а они уже покупают нашу птицу, яйца, сахар, муку…

Эти рынки нам интересны, но это серьезная работа. Внутренний рынок тоже непростой, но он для нас привычный, а внешний — сложнее, но когда ты уже в нем какое-то время живешь, становится легче. Мы там создали сеть, которая работает и ищет предприимчивых людей.

— Вы продолжаете понемногу сокращать земельный банк?

— Земельный банк сокращается естественными и неестественными путями. Сейчас он на уровне 570 тыс. га. От некоторых участков мы объективно отказываемся, за некоторые идет жесткая конкурентная борьба. Это рынок аренды, а не рынок земли. У меня 220 тыс. договоров и 500 людей, которые работают с ними ежедневно. Арендная плата за последнее время поднялась в 2,5 раза в среднем по Украине.   В некоторых случаях, например, в Полтавской, Винницкой областях, мы уже скоро будем доплачивать за то, что мы эту землю арендуем.

— За счет чего вы планируете поддерживать EBITDA или даже немного ее увеличивать?

— Мы сокращаем расходы, больше интегрируемся, некоторые направления просто закрываем, как, например, производство сахара. Также мы существенно сокращаем внешнюю дистрибуцию: будем работать через крупных трейдеров. Потому, что сегодня дистрибуция требует больших ресурсов, а у нас их уже нет.

— Какой урожай вы собрали в 2017 году , и какие планы на этот год?

— Около 2,5 млн тонн, это на уровне позапрошлого года, возможно, несколько меньше. В этом году планируем не меньше, чем в прошлом году, думаю, незначительно увеличим этот показатель. Но до конца никогда не знаешь: планы будут одни, но вмешается погода и разные факторы.

Немного внесли коррективы по культурам: посеяли больше озимой пшеницы, рапса добавили немного, так как он в прошлом году неплохо пошел. Планируем также немного больше сои. Увеличиваем их посевы за счет кукурузы и сахарной свеклы, которую попробовали, но не будем сеять. Со свеклой проблема в том, что как только мы пойдем в эту культуру и запустим заводы – рынок упадет. Почему рынок сахара стабилизировался? Потом что с него ушли Бахматюк и (совладелец "Кернел" Николай) Веревский – вместе это почти 500 тыс. тонн сахара: мы – это 240 тыс. тонн, а он – около 220 тыс. тонн. И экспортная конъюнктура этому рынку помогла, хотя вряд ли в длительном периоде свекловичный сахар может конкурировать с тростниковым.

— Вы сохраняете статус крупнейшего производителя кукурузы в стране?

— Исходя из тенденции по белковой массе, кукуруза у нас – культура №1, но в севообороте ее меньше. У нас появилась соя, где неплохие результаты. Сейчас отправились первые корабли с соевым шротом на Китай. И как только Китай распробует наш шрот, увидите, что будет твориться с ценой. За последние две недели она уже выросла, комбикорм подорожал за неделю на 15%! С одной стороны, это очень хорошо, но для "Авангарда" мы пока недостаточно сои производим. В результате за последнюю неделю рост белковой массы дал нам удорожание на 1 тыс. грн на тонне при себестоимости 6 тыс. грн. На рынке образовался сумасшедший дефицит, но это рынок, и он сам себя наилучшим образом стабилизирует.

Более-менее неплохие результаты показывают также подсолнечник и пшеница. С нашими проблемами нам лучше деньги тратить равномернее, поэтому интересны озимые культуры.

— Какие у вас показатели по экспорту зерновых и масличных в этом маркетинговом году?

— Больше экспорт не стал, хотя мы еще до конца марта будем экспортировать. Последний корабль загрузим, наверное, в апреле. Но мы поменяли стратегию и стали больше продавать по Украине, потому что нам нужны деньги быстрее. Потери пары долларов на тонне нам, конечно, жаль (по общему валу это могло быть около $3 млн), но возможность быстро получить деньги сейчас нам важнее. Поэтому мы переориентировались и 500-700 тыс. тонн в этом маркетинговом году, думаю, продадим по Украине.

фото -Elevatorist.com

— На вас повлияет правка, внесенная в Налоговый кодекс, об отмене возмещения НДС при экспорте масличных?

— Я надеюсь, что норма будет отменена, хотя нас она не зацепила: то, что мы собрали, — уже продали или оставили на комбикормовое производство.

Хотя здесь палка о двух концах, вспомните историю становления Украины как крупнейшего экспортера подсолнечного масла в мире, которая началась с введения импортной пошлины. Ясно, что норму об отмене возмещения НДС пролоббировали перерабатывающие предприятия, но по крестьянам она вряд ли ударит, так как уровень конкуренции украинских заводов за сырье гораздо больше, чем экспортеров. Мощности перерабатывающих заводов сейчас простаивают, маржа падает на подсолнечнике и на сое каждый день — они зарабатывают копейки. Вспомните, пять лет назад они получали по $200 на тонне и жировали, а сейчас $30-40 на тонне — это сказка. Кроме того, заводы новее не становятся, нужны капиталовложения, восстановление мощностей. Но, думаю, эту норму отменят, потому что это все на уровне популизма.

— У вас есть проблемы с возмещением экспортного НДС?

— Мы продали около 500 тыс. тонн, и задолженности нет. Кроме того, как я говорил, по некоторым контрактам нам выгоднее продавать по Украине, где НДС учитывается в уже предварительно выплаченных налогах.

Но в целом, если предприятие возмещает экспортный НДС, то делает благо стране, затягивая сюда валютную выручку.

— Считаете ли вы эффективным распределение средств на господдержку АПК в этом году?

— В прошлом году дотация была самая справедливая: уплатили 1 млрд грн — получили 500 млн грн. А в этом году не будет таких выплат, никто ничего не получит и все будут довольны.

У нас есть 56 тыс. голов КРС, будем претендовать на дотации "на голову", хотя это капля в море. Для примера, чтобы завезти молочное стадо и под ключ построить ферму с доильными залами и со всем необходимым, необходимо около $10 тыс. из расчета на одну голову. И необходимо хотя бы 5-10 тыс. коров — то есть $50 млн нужно вложить и еще нужно иметь сырьевую базу.

Государство должно сделать "пилот" голов на 250 тыс., договорившись с внешними инвесторами. Например, с Канадой, США и Европой, у которых можно взять капитал. Если выйти на уровень делового разговора с экспортно-импортными агентствами, то можно оптимально взять 70 тыс. в Канаде, 100 тыс. – у США, 50 тыс. — в Европе. И найти хорошие локации в стране, которые дадут людям работу. Ведь в себестоимости фермы 60% — это украинские составляющие.

Если сделал "пилот" на 250 тыс., то можешь сделать дальше большие — и 300 тыс., и 400 тыс. Поскольку обновление стада идет не за один год.

— Как обстоят сейчас дела с вашими мясокомбинатами?

— Из 18 мясокомбинатов работают четыре. Думаю, скота сейчас намного меньше, нежели указывают в статданных, потому что очень сложно посчитать население. Нужно объективно сказать, украинцы начали меньше употреблять говядины.

— Вы будете сохранять поголовье КРС и птицы?

— Мы будем сохранять свое стадо КРС, для нас это социальная интеграция в село.

Что касается поголовья птицы, то пока планируем держать нынешний уровень, возможно, понемногу увеличивать, но еще в раздумьях. Увеличение нуждается в деньгах — не больших, но для нас существенных. Тем более, что сейчас мы и так занимаем 30% на рынке яиц.

— Вы просчитывали, сколько средств, предусмотренных господдержкой АПК, можете получить в этом году?

— Знаю точно, что гораздо меньше, чем было в 2017 году. Из-за того, что в основном господдержка будет касаться животноводства. Хотя я даже не знаю, кто построит эти комплексы.

Я верю в эффективность государственной поддержки очень мало. Должна быть создана стратегия: за стол должны быть посажены крупные, средние и мелкие производители. И будет человек, который создаст этот оркестр, и вместе с ними заложит принципы. Тогда денег много не надо.

Что можно дать Бахматюку? В моей ситуации меня может спасти 500 млн грн? Это огромные деньги, но спросите, что мне нужно, и я отвечу: возможности и перспективы. Представим, что я прихожу к президенту, и он меня спрашивает: чего бы мне хотелось? Я говорю – $1 млрд. Он в ответ: зачем? Я отвечаю, что хочу построить новые фабрики, чтобы производить дополнительно 3 млрд яиц, с которыми можно поехать в Ирак, Объединенные Арабские Эмираты, Саудовскую Аравию. Если я буду экспортировать 3 млрд яиц, это будет плюс $300 млн. Это – стратегия: крупные производители обеспечивают позиции в мире, средние — продовольственную безопасность, а мелкие поддерживают жизнь в селе. И этих фермеров надо дотировать, им нужно помочь построить дом, сделать дорогу. Почему в Германии не умирает село? Потому, что от Франкфурта 100 км в деревню ехать 32 минуты, а в Украине такого нет: ты в село заехал и все… Ясно, что молодежь оттуда убегает. Село погибает, села уже нет. Там люди остались только возраста 80 плюс. Мы не можем найти и удержать людей: все работают аутсорс, механизаторы, комбайнеры — все неместные. Приезжают на заработки и обратно. Все хотят жить в комфорте, пользоваться благами цивилизации.

— Что вы думаете о новой программе поддержки молочных кооперативов, которая заявлена с начала года?

— Как минимум, это соберет мелких фермеров. Эта идея хорошая. Будет ли она стимулирующей для отрасли? Нет.

Еще раз поясню, без стратегии большого прогресса не будет. Если завтра возьмут и упразднят Министерство аграрной политики и продовольствия, Украина будет жить, как и жила. Будет экспортировать 40 млн тонн зерна, производить то, что производит, и ничего не изменится.

Но если придет министр и скажет, что хочет изменить тенденцию, чтобы Украина подняла производительность, экспортировала не только зерно, но и плюс 2 млн тонн курятины, плюс 5 млрд яиц, плюс 2 млн тонн свинины. Что для этого нужно сделать? На это нужно $15 млрд, из которых украинская часть — $7 млрд, другая — иностранная. И пишется стратегия на 10 лет, разделяются эти средства на мелких, средних, крупных производителей.

— Вам удалось решить проблему с задолженностью Ostchem перед вами по удобрениям?

— Через год забрали все, что оплатили, но с трудностями – всего около 250 млн грн. В декабре забрали последнее и в этом году с ними почти не сотрудничаем, а если сотрудничаем, то только по схеме оплата против поставки.

Сейчас работаем над обеспечением посевной всем необходимым. Половина ресурсов у нас есть. До июля необходимо где-то 4,5 млрд грн, из которых половина уже есть. Часть удобрений будем импортировать. Часть покупать непосредственно тут. Разницы практически нет. Раньше была определенная схема ввоза товара, а сейчас ее нет. Овчинка выделки не стоит. Ты выигрываешь 20 грн на тонне, а теряешь, если посчитать стоимость денежного ресурса, как мне кажется, намного больше. И мы работаем только с теми дистрибьюторами, которым верим.

То же и со средствами защиты растений. Мы должны работать с поставщиками, которые имеют репутацию на рынке. Мы заключили контракты почти со всеми такими: "ФосАгро", Monsanto, DuPont, Pioner. У нас нет возможности рисковать.

— На каком этапе реализация плана по строительству портового терминала в порту "Южный"?

— Мы заморозили процесс.

  фото -Elevatorist.com

— Земельный участок планируете оставить или продать?

— Планируем оставить, хотя на его покупку есть желающие. Но мы понимаем, что сейчас продадим за те же деньги, за которые его брали, но потом такой участок уже не вернем. Хочется сохранить какую-то опциональность компании. Надо чем-то привлекать инвестора. Порт является важной частью стратегии компании, давая крупному локальному производителю платформу для выхода на внешние рынки.

— А какие-то технологические новинки вы внедряете? У вас есть, популярные нынче, дроны?

— Да. Мы пока с этим экспериментируем. Речь идет о цене и степени контроля. Кто у нас любит контроль? Дроны сбивают, так как винтовки сейчас есть у многих. Но за этим будущее, просто нужно, чтобы они еще подешевели. Если вчера дроны стоили по $1 тыс., а у нас 15 тыс. полей, то я на это $15 млн не дам. Но. если сегодня дроны уже стоят по $300, то я задумаюсь, а если завтра они будут стоить по $100, то это, наверное, уже можно делать. Хотя еще нужна база, коммуникации. Думаю, за три-пять лет это будет повсеместная практика.

— Сейчас ведется горячая дискуссия "Укрзализныци" с зерновиками, зерновиков друг с другом по поводу маршрутного принципа распределения зерновозов. Вас эта проблема коснулась?

— Однозначно. Эта ситуация с "Укрзализныцей" показывает степень нашего неумения организовать элементарные процессы и заинтересованность лиц, распределяющих ресурсы. Как может страна, которая имеет пять вагоностроительных заводов, довести эту проблему до такого состояния? Зерновоз — это банка на колесах, 99% в его себестоимости это гривня. Как можно не сделать 10 тыс. или 20 тыс. зерновозов? Был завод, который производил 1 тыс. вагонов, а сейчас 30, ибо все сварщики сбежали в Россию. За три года мы потеряли людей на заводах: сейчас все бросились покупать вагоны, а сделать уже ничего нельзя…

Пока "Укрзализныця" не будет частной, до тех пор будет такая ситуация. Причем тут "Кернел", или Бахматюк, или любой другой? Ты, как перевозчик, чем больше возишь, тем больше зарабатываешь. У меня от Степановского элеватора оборот вагона в порт – четыре дня, а из западной Украины — 18 дней. Они на мне зарабатывают в четыре раза больше, чем на любом другом. Но если бы они были мудрыми – построили бы вагоны, зарабатывали бы на всех. Страна бы выросла в два раза больше по зерну. Порты бы лучше работали. Но дефицит порождает коррупционные возможности.

— Вы рассматриваете возможность покупки собственных вагонов?

— Мы думаем над этим. Если откроется окно кредитования, может, вагонов 300-400 взяли бы для себя, так как у нас есть уникальная возможность: у нас самые большие элеваторы в Украине, и мы можем за сутки грузить 120 вагонов с одного базиса. Никто такой возможности не имеет. Это в месяц 200 тыс. тонн с одного элеватора, но это теоретически, потому, что столько зерна не наберешь.

— У вас есть еще другие активы? Например, известно о транспортном бизнесе — "Европа-Транс". Вы не планируете эту компанию продавать?

— Нет. "Европа-Транс" полностью интегрирована с агрохолдингом. Она предоставляет услуги по перевозке яиц, зерна.

"Укрлэндфарминг" и "Авангард" — это 99% моих активов.

заглавное фото -Фокус.ua