Надо смириться, что процесс украинизации будет продолжаться немало лет

Когда во Львове открывали Форум издателей, в Ивано-Франковске приветствовали премьерный показ короткометражной ленты «70-е». Ее создали силами местного Нового театра, при содействии франковских депутатов. Шесть минут короткого метра сняли по книге Степана Процюка «Травам нельзя умирать», которую автор писал три года. Уже после премьеры Степан Процюк поехал во Львов, на презентацию своего нового романа. По итогам Форума это его произведение, вышедшее в киевском издательстве "Легенда", заняло место в «золотой двадцатке» украинских издателей 2017 года.

Впрочем, это все будет позже, а перед тем Степан Процюк за чашечкой кофе рассказал корреспонденту Укринформа, что побудило его написать психологический роман о КГБ, излечилось ли сегодня украинское общество от русификации, и что помогает ему писать книги для подростков.

— Поздравляю вас, Степан Васильевич. Прежде всего с тем, что впервые экранизировано ваше произведение. Вам понравился фильм «70-е»? Зацепил?

— Да. Любая экранизация, тем более профессиональная, приближает к тому времени, к роману. Любая популяризация другими средствами искусства литературных произведений полезна, потому что есть люди, которые не читают книг. Театр, кино, картины каким-то образом это визуализируют.

В 70-е люди жили своей жизнью. Я пытался показать, что многие и не представляли, что творилось. Это была не жизнь, а существование мещанина, обывателя, которому было безразлично, что умирает его язык и все остальное.

Полковник Дурбачев в моем романе славится психическим садизмом. Но обманчиво думать, что только он был кагебистом. В Западной Украине работало очень много специалистов высокого класса, которые ненавидели все украинское и все, что с этим связано. Причины тут были разные. У полковника погиб отец, который боролся с бандеровцами. И, хоть он говорит без акцента по-украински, эти земли он ненавидит. Когда герой моего романа бьет в лицо допрашиваемого, то одно дело про это читать в книге, а другое – посмотреть на экране.

— Вернемся к нынешней премьере. Имеет ли современное украинское кино литературную опору?

— Имеет, но у нас есть другая проблема. Многим актерам, писателям, музыкантам, режиссерам необходимо теснее сотрудничать. Потому что художественная среда очень эгоцентрична, они все живут очень обособленно. Вот, если бы таких событий, как сегодняшнее, у нас было больше, которые выходят за рамки актерства, сочинительства, киноискусства и могут становиться общественными, резонансными, обсуждаться так, как это происходит в странах Европы! Надеюсь, мы к этому придем, когда отдельные произведения наших писателей станут знаковыми в стране.

— А что стало толчком для написания этого романа?

— В 2014-м я вспомнил, как отец в конце 70-х вернулся из Одессы в отчаянии. Тогда он сказал, что в гроб Украины забивают последний гвоздь, в ее язык. Мне это настолько запомнилось, что до сих пор стоит все перед глазами. Вспомнил это как раз в тот период, когда в Украине начались серьезные дискуссии по поводу языка. Это был спонтанный, и, одновременно, сильный порыв, и я понял, что должен об этом написать роман.

Начал без согласования с каким-либо издательством. Никто мне этого не заказывал. Я хотел лишь отразить жизнь такой, какой она была на самом деле, со всеми противоречиями. Все факты в книге документальны. Это не фантазии. К примеру, я пытался передать трагедию агента Светланы и одновременно – фанатичную одержимость полковника Дурбачева.

В книге много русского языка. Есть даже немало русских романсов. Во время написания я хотел, чтобы роман стал не антикоммунистической агиткой, а произведением, которое отражает все противоречия и зигзаги человеческого сердца.

— Знаю, что вы родились в семье политзаключенного. Очевидно, эта тема болезненна с детства. Какие уроки из эпохи 70-х украинцам стоит усвоить?

— Я хорошо помню семидесятые годы. Тогда мне было от 6 до 16, и я понимал, что происходит что-то плохое. Чувствовал атмосферу фальши, угнетенности, страха, лжи. Да, собственные впечатления стали толчком к этому роману. Одна из крупных линий в книге – это карательная психиатрия в СССР. Политических заключенных сажали в психушки за убеждения. Таких учреждений, где они сидели, было около 30. Самые страшные: Казанская, Ленинградская, Днепропетровская. Последняя изображена в романе «Травам нельзя умирать». Там Максиму Томиленко ставят диагноз: «навязчивый психоз на почве украинского языка».

Сейчас мы много жалуемся. То плохо в Украине, и то, и то… Мол, надо «сваливать», ничего не получится.

Мужество, спокойствие и настоящая любовь к тому месту, где мы живем, нам сейчас крайне необходимы! Ведь говорят – где родился, там и пригодился. Картинная любовь, искусственная, под камеры, от случая к случаю, это – не любовь, а приспособленчество. Меньше нам надо этого приспособленчества, той отчужденности от Матери, а больше подлинности…

— Еще в начале 2000-х годов вы написали роман «Инфекция», в котором тоже затронули тему языка, предостерегая общество от инфицирования чужим языком, культурой. Как думаете, мы сегодня излечились от этой инфекции?

— Еще не излечились, но хорошо, что начинаем. Мы очень травмированы этой бациллой. Думаю, что мы начали лечиться в начале 2013 года, с момента избиения студентов.

Самые большие травмы нам нанес Советский Союз за 70 лет существования. Что можно сказать только о голоде 33-го в Центральной и Южной Украине?! За украинский язык, вышитую сорочку тогда расстреливали. Вот откуда этот наш страх!

Так же и в Западной Украине. Здесь Красную армию в 39-м встречали с цветами. Не только коммунисты верили в нее, но и многие писатели. Возьмем трагедию Ярослава Галана. Вокруг его смерти много вопросов. Понятно, что это была спецоперация. Потому что, несмотря на свою разрешенную определенную свободу, в 49-м он говорил в драмтеатре о русификации Львовского университета, ведь думал, что может говорить все, что думает. Галан – несчастная жертва коммунистической пропаганды.

Сколько здесь было погибших! Какая огромная пустыня образовалась внутри Европы, какие трагедии пережила Украина! Что было с теми матерями, которые не узнавали своих сыновей, чтобы их не вывозили! Разве энергия наших писателей сможет все это передать: уничтожение УПА, последние камикадзе, которые боролись после 45-х с осатанелыми большевистскими ордами, и знали, что умрут, и эти островки сопротивления в конце 50-х! В моем романе – это истоки будущего, без которого ничего не было бы, без тех первых рыцарей, которые боролись.

— В вашем романе много психологических портретов агентов КГБ. Есть ли у вас сегодня портреты современных агентов в Украине? Говорят, после Майдана их количество значительно возросло.

— Думаю, это вопрос скорее к СБУ. Впрочем, очевидно, когда в Киеве убивают одного из руководителей нашей разведки, так же в Донецкой области… Когда взрывают автомобили, убивают журналистов, это означает, что мощно работает агентура. Наблюдаем, как в школах немало учителей отказываются переходить на украинский, еще звучат призывы к сепаратизму. То есть внутри страны много людей, испытывающих неприязнь к Украине. Они должны или изменить свое мнение, или уехать отсюда.

Думаю, все это закономерно, потому что Украина меняется, с конца 2013 года. Другие годы, с периода ее независимости, были механическими: как бы жизнь, как бы нет… Полноценная украинская жизнь началась недавно, Украина словно пробудилась от летаргического сна.

— А как сегодня, после пробуждения, украинцам реагировать на заявления со стороны стран Европы, которые звучат после принятия закона “Об образовании”, который наконец-то четко расставил акценты в вопросе языка в украинской школе? Имею в виду официальные заявления Венгрии и Румынии.

— Как реагировать? Слушать, быть внимательными и делать свое. Я не политик, но когда в Венгрии нет ни одной украинской школы, в Украине живут целые села, которые не понимают украинского, то это – большие перекосы. Видите, как другие нации болезненно реагируют на эти проблемы. Что надо делать? Учиться у них любви и вниманию к своему языку на территории собственного государства.

— Вас называют «самым контроверсионным» писателем. Это не мешает в творчестве, преподавательской работе, быту?

— Для меня очень важен человеческий фактор. Контроверсионный – это противоречивый. Я не думаю, что я такой. Это слово, кстати, можно понимать и как комплимент. Я для него не старался. Воспринимал, как спонтанную реакцию. Многие люди живут механически, много лет подряд делают одно и то же. Но живут ли они? Нет вспышки, лучезарности, спонтанности, которые выводят из состояния оцепенения. Я люблю полноту жизни, чувствую ее. Как писатель могу перевоплощаться. У меня, кстати, есть три романа о писателях: Стефанике, Винниченко, Тесленко, где я пробовал перевоплощаться в них. Вот и все противоречия.

— Не эта противоречивость подтолкнула вас к решению выйти из Союза писателей Украины в начале 2017-го?

— (Смеется) . Да, вышел. Написание романа «Травам нельзя умирать» стало для меня последним толчком для этого, потому что я давно хотел оттуда выйти. Нельзя же написать роман о жуткой роли этого Союза и оставаться в нем. Но сейчас там люди не виноваты. Подчеркиваю, эти люди не виноваты в том, что было раньше. Впрочем, как бывшее советское образование, он выполнил свою функцию: надзор за писателями.

Должны быть какие-то профсоюзы, новые объединения. Многие состоящие в Союзе далеки от сочинительства. Их никто не знает, а их произведения не имеют, подчеркиваю, почти никакого влияния на украинскую литературу. Никакого! И таких там большинство!

Писатель – это одержимость, горение, а не пустые амбиции и нездоровое воображение о собственной популярности и славе. Я не к тому, что это совсем не должно интересовать. Но если такой интерес на первом месте, то никогда не будет великого явления в литературе. Человек должен гореть изнутри. Как писал Симоненко: «Мало великим себе уявляти, треба великим буть!»

Кстати, я вышел из НСПУ, но являюсь участником украинского отделения международного писательского ПЕН-клуба. Также имею награду «Золотой писатель Украины» (украинская литературная награда, учрежденная в 2012 году основателями "Коронации слова" Татьяной и Юрием Логушами; вручается украинским писателям-романистам, издавшим произведения на украинском или в переводе на украинский язык в формате бумажной книги общим тиражом свыше 100 тыс. экземпляров за период от начала 2000-го года до настоящего времени. — Ред .).

— Это для популяризации настоящих литературных талантов вы стали учредителем литературного фестиваля «София» в Ивано-Франковске?

— Я не учредитель фестиваля, а лишь его идейный вдохновитель (улыбается) . Есть разные фестивали. Наш, исторической прозы – для того, чтобы чувствовать связь с прошлым. Это не означает, что его надо идеализировать, боготворить, или наоборот – ненавидеть, открещиваться. Нет. Это означает – иметь с ним связь, чтобы понимать наше прошлое и будущее.

— Вы пишете не только для взрослых, но является автором произведений и для детей и подростков. Как для них подбираете темы?

— Мне всегда кажется, у каждого человека в себе остается ребенок: мальчик, или девочка. Мы часто пытаемся быть не такими, какие на самом деле. Я своего мальчика очень берег, не убил его, потому что это означало бы потерять свою внутреннюю сущность, жить с фальшью. Я воскресил своего мальчика, а потому смог написать несколько повестей. Одна из них – «Аргонавты» – вошла во всеукраинскую школьную программу. Это, скорее, подростковая литература, а не детская. Она создана для старшеклассников, которым больше 13 лет.

Так получилось, что я написал в 2008 году повесть о первой любви для подростков. Ее мне заказало издательство «Грани-Т». Но тогда предостерегли, чтобы я не писал о любви, как для взрослых, так как на то время у меня уже был скандальный роман о сложных мужских и женских отношениях в романе «Тотем» (смеется) . Так я написал повесть «Маша и Костя». Потом критики оценили, что это – первые влюбленные подростки в современной украинской литературе. В советские времена у нас не было традиции такой прозы. Не знаю, может теперь уже есть книжки лучше, но тогда для меня работал только внутренний цензор. Ведь нельзя было перейти какую-то грань, надо было быть очень деликатным. Я писал, вспоминая свой школьный опыт, пытался выйти в тот момент из тела зрелого человека. Писатель должен уметь перевоплощаться, быть словесным актером.

— А как сделать так, чтобы сегодня среди подростков стало модным чтение? Что вы посоветовали бы родителям?

— Учить детей любви к книге. За эти годы что-то немного возрождается в украинской литературе. Да, читают мало. Хотелось бы, чтобы больше. Это связано с различными факторами, которые есть во всем мире. Например, с Интернетом.

Но у нас есть еще другая проблема: сопротивление украинскому языку. Глухота, непонимание. Есть русскоязычные украинцы. Это очень деликатные вещи. Надо смириться, что процесс украинизации будет продолжаться немало лет. Думаю, это будет как снежный ком, который катится с горы, и из маленького превратится в большой. Вот чешский язык возродился почти из ничего. С ирландским произошло наоборот… Мы же знаем, что ждет те языки, на которых не говорят. Должны помнить, что мир прекрасен в разнообразии: языковом, культурном. А любое сведение разнообразия к унификации – это потеря прекрасных цветов радуги.