Ошибочный диагноз, или невыученные уроки прошлого

Известно, что ошибочный диагноз в медицине или ошибочная квалификация преступления в юриспруденции почти всегда приводят к результату, противоположному ожидаемому. При ошибочном диагнозе, а следовательно, и неправильном лечении течение болезни лишь ухудшается. При ошибочной квалификации преступления шансы преступника на оправдательный приговор значительно увеличиваются. Я утверждаю, что колониально-оккупационный нарратив — это ошибочный диагноз нашему прошлому, мешающий вырваться из его плена, или, по словам нашего вдумчивого историка профессора Ярослава Грицака, «Подолати минуле».

Множество фактов свидетельствуют, что Украина никогда не была колонией России. Вместе этого казацкая элита (украинская нация появится на свет намного позже) выступила сотворцом Российской империи, а украинцы — сотворцами СССР. Как шотландские элиты под давлением обстоятельств, но вполне сознательно, образовали вместе с англичанами Британскую империю. Достаточно вспомнить определяющую роль прокоповичей, разумовских, безбородьков или кочубеев при создании империи с центром в искусственном космополитичном Петербурге, чтобы убедиться, что казацкие элиты сознательно развивали общую с единоверными московитами империю (и таким образом через использование имперской военной мощи предпочитали решить, и все же решили «польский» и «османский» вопросы). Попытаемся представить русинов-галичан на аналогичных должностях в Австрийской, а позднее — в Австро-Венгерской империи. Не получается? У меня тоже…

Это не означает, что империя была раем для украинцев. Отнюдь. Но Российская империя точно не была государством великороссов. Она была космополитичной страной, в которой этническая немка стала одной из величайших правительниц, в которой элита в определенные периоды говорила на французском и немецком лучше, чем на русском языке, на службу в которую съезжались представители едва ли не всех европейских этносов (интересна история, как корсиканец Наполеон едва не подписал контракт на службу Ее величеству). Ее величайшие поэты были потомками африканцев (Пушкин) и шотландцев (Лермонтов). А собственно чернокожий прадед Пушкина Абрам Ганнибал смог дослужиться до генерал-аншефа и получить дворянский титул в Российской империи, что свидетельствует о чрезвычайной в то время открытости и стремительных социальных лифтах этого государства, которыми казацкий стан активно пользовался (вспомним головокружительную карьеру братьев Кирилла и Алексея Разумовских, замечательно иллюстрирующую поговорку «из грязи в князи»).

Наконец то, что в сознании украинцев главным врагом выступали поляки, а не «московиты», подтверждает красноречивый факт, что в начале ХХ века Правобережная Украина была крайне монархической и лояльной к российскому императору, которого украинцы всегда поддерживали во время польских восстаний ХІХ века. «Союз русского народа» (СРН), больше известный как «черная сотня», справедливо считал украинское Правобережье своим оплотом: только Почаевская ячейка СРН насчитывала сто тысяч человек — четверть всех черносотенцев империи. Не удивительно, что на выборах в Третью Государственную думу радикальные монархисты добились самого большого успеха именно на Правобережной Украине. Чем дальше на Восток, тем меньше было депутатов в СРН. В Харьковской губернии они получили всего три мандата из десяти, но в Киевской — тринадцать из тринадцати! Также полной победой черносотенцев завершились выборы в Подольской и Волынской губерниях. И это 1907 год — почти полвека после издания Валуевского циркуляра и 30 лет после обнародования Эмского указа!!!

Украинская модернизированная нация (как и другие европейские нации) буквально вызревала в лоне империй. Сначала как культурная обособленность, а со временем сформировалась претензия на политическую автономию в составе России и Австро-Венгрии (которые были полиэтническими империями, а не национальными государствами), соответственно великорусского или австрийского и венгерского народов. Тимоти Снайдер справедливо подчеркивает, что до ХХ века существование европейских наций в составе империй было правилом, а не исключением.

Решив с помощью имперской мощи свои экзистенциальные угрозы с Запада (католическая Польша) и Юга (мусульманская Порта), украинские элиты стали осторожно подумывать о большей политической субъектности в составе Российской империи. Михновский со своими идеями независимой Украины в начале ХХ века казался украинским элитам опасным радикалом, а не выразителем vox populi — голоса народа.

Только в этом контексте можно понять, почему Центральная Рада, образовавшаяся еще в марте 1917-го, а в июне того же года провозгласившая себя «высшим государственным органом Украины», фактически без боя проиграла Украину большевикам, которые пришли к власти на девять месяцев позднее и должны были воссоздавать государственность фактически из хаоса и руин, в них же и превратив российскую государственную машину. Меня всегда интересовало, почему, имея такую фору во времени и идеальные условия для украинизации военных частей (в мае 1917 года в Киеве состоялся Всеукраинский военный съезд, утвердивший решение о создании украинской национальной армии, а уже в августе Верховный главнокомандующий российских войск генерал Лавр Корнилов отдал Павлу Скоропадскому приказ украинизировать 34-й корпус и превратил его в 1-й украинский корпус), Центральная Рада оказалась фактически беспомощной перед (внимание!!!) семью (всего семью!!!) тысячами муравьевских разбойников? И сдала им полумиллионный Киев, в котором было девять тысяч украинского войска из вроде бы лояльных к Центральной Раде 20 тысяч?

Вот интересный отрывок из воспоминаний первого главы украинского правительства Владимира Винниченко «Відродження нації»», частично отвечающий на мой почти риторический вопрос:

«На наших очах «розкладались» найміцніші, найзавзятіші полки, що прибували з таким ентузіазмом до Київа. Полки імени ріжних гетьманів, які так свідомо, так струнко, так рішуче вступали в столицю України для оборони й захисту її, які так веселили всі національні серця своєю національною свідомостю, щиростю, жовто-блакитними прапорами й українськими піснями, які так гучно кричали «славу» українській владі, ці полки через якусь пару тижнів дивним способом спочатку губили все своє завзяття, потім упадали в апатію, в «нейтралітет» до большевиків, а потім — повертали разом з тими большевиками свої українські баґнети проти нас».

С одной стороны, революция 1917 года заставила украинцев принимать преждевременные (!!!) роды политической нации. Мы видим, что Центральная Рада до последнего не решалась провозглашать полную независимость Украины от России. От Первого Универсала, декларировавшего: «Не одділяючись від всієї Росії, не розриваючи з державою російською, хай народ український на своїй Землі має право сам порядкувати своїм життям», до Третьего, провозглашавшего создание УНР, но «не відділяючись від республики Російськоі і зберігаючи єдність іі» с целью «помогти всій Росіі, щоб вся республика Російська стала федерацією рівних і вільних народів». Кстати, Третий Универсал был провозглашен уже после (!!!) большевистского мятежа в Петрограде. К полному разрыву с уже красной Россией УНР побуждали не внутренняя логика или общественный запрос, а давление Центральных государств на мирных переговорах в Бересте, что и позволило представителю Второго Райха на тех переговорах, генералу Максу Гофману, позже написать в воспоминаниях: «Я придумал Украину».

С другой стороны, водораздел во время революции и освободительных соревнований проходил по линии не столько национально-культурного, сколько социального разграничения. Не забываем, что когда в феврале 1918-го Киев брали отряды этнического русского («великоросса») Муравьева, то через год Директорию из украинской столицы выбил уже этнический украинец Николай Щорс во главе Второй бригады Первой украинской советской дивизии, в состав которой входили Богунский и Таращанский полки, сформированные почти полностью из этнических украинцев. Он же в 1918-м воевал на Черниговщине против немецко-австрийских войск, оккупировавших Украину по приглашению правительства УНР, а позднее — гетмана Скоропадского.

Украинцы именно потому и колебались между Центральной Радой, гетманом и Директорией, с одной стороны, и красным правительством Украины — с другой, что социальный вопрос был для них не менее важен, чем национальный. Когда все эти щорсы, боженки и пархоменки выбирали между Директорией и УССР, — они почему-то выбирали последнюю, которая позиционировали себя как «действительно социалистическая» украинская республика, создавшая собственную Украинскую советскую (красную) армию во главе с этническим украинцем Владимиром (Антоновым-) Овсиенко и наркомом военных и морских дел этническим украинцем Николаем Подвойским…

Следовательно, УНР/Гетманат/Директория для многих украинцев были недостаточно левыми, но вместе с тем недостаточно дружественными с Россией, которая после большевистского переворота позиционировала себя локомотивом мировой революции и борьбы за социальную справедливость. Вернемся к свидетельствам Винниченко:

«Вся причина [поразки] в тому, що українська влада, що вся керуюча, партійна українська демократія розійшлася з своїми масами, що вона була соціально непослідовна, нерішуча, невиразна й не соціалістична. […] Повторяю сказане мною в початку сієї праці: ми, всі українські керуючі партії, були не соціалістами, а тільки демократами, республіканцями й національними революціонерами».

Именно поэтому, когда мы рассматриваем советский период в истории Украины как оккупационно-колониальный, мы ставим ошибочный диагноз болезни, погубившей нашу государственность столетие назад. Украинцы массово и активно приобщились к коммунистическому эксперименту именно потому, что стремились к социальной справедливости больше, чем к независимости. Идея построения справедливого общества в то время не имела себе равных по привлекательности. «Левизной» болели почти все украинские политики.

Нобелевский лауреат Светлана Алексиевич, возможно, самый глубокий исследователь агонии и смерти СССР, очень справедливо пишет в своей книге «Время секонд-хенд»: «Из «Записных книжек» Шаламова: «Я был участником великой проигранной битвы за действительное обновление жизни». Написал это человек, отсидевший семнадцать лет в сталинских лагерях. Тоска об идеале осталась… Советских людей я бы разделила на четыре поколения: сталинское, хрущевское, брежневское и горбачевское. Я — из последнего. Нам было легче принять крах коммунистической идеи, так как мы не жили в то время, когда идея была молодая, сильная, с нерастраченной магией гибельного романтизма и утопических надежд».

Украинцы конца 1910–1920-х жили во времена, когда коммунистическая идея была «молодою, сильною, з нерозтраченою магією погибельного романтизму та утопічних надій». Недаром одно из известных произведений певца украинского коммунизма Мыколы Хвылевого так и называется «Я (Романтика)». И поэтому сегодня грустно и смешно наблюдать, как адепты национализма — другого тоталитарного соблазна первой половины ХХ века — безапелляционно осуждают коммунизм. В конце концов, даже в своем зените — нацистском Третьем райхе — националистическая идея сработала только потому, что она была вместе с тем социалистической. Как и в Израиле в 1948–1950-х годах.

В оккупационно-колониальной парадигме невозможно понять, почему сталинский режим уничтожил не только представителей украинского «расстрелянного возрождения», но и цвет российской культуры: Льва Гумилева, Осипа Мандельштама, Даниила Хармса, Бориса Пильняка. Тем, кто выжил (как и украинцы Борис Антоненко-Давидович или Григорий Кочур), жилось тоже не сладко: Ахматова, Пастернак, Шаламов… Молчу уже о «философском пароходе»… С другой стороны, певцы коммунизма точно не бедствовали при «советах», когда писали то на русском, то на украинском: Довженко, Бажан, Корнийчук, Рыльский, а позднее — Павлычко, Драч, Яворивский (печальноизвестные своим письмом Андропову в осуждение шестидесятников Светличного, Стуса, Сверстюка, Караванского и других)…

Имел ли место в советские времена имперский шовинизм? Безусловно! И действительно, если в 1972-м Бродского за «антисоветскую деятельность» лишили гражданства и выслали из СССР, то Стуса бросили на пять лет в тюрьму и Мордовские лагеря плюс два года каторги… Но видеть в Советском Союзе лишь «русификацию» и «колонизацию» Украины — означает видеть капли, но не видеть дождя.

Именно объективные успехи в электрификации, индустриализации, урбанизации, борьбе с неграмотностью, массовыми болезнями, создании эффективной и доступной системы здравоохранения и общего образования, доступности университетского образования, массовом обеспечении граждан жильем и обеспечении относительной социальной справедливости и социальных лифтов — создали советской власти высокую легитимность в глазах, в частности и украинских граждан СССР. Основная проблема Союза заключалась не в правильной интуиции увеличения роли государства в обществе как контрбаланса и противовеса разгулу рыночных сил (которые, брошенные на произвол судьбы, работают как центрифуга: делают богатых еще богаче, а бедных — еще беднее), а в непонимании границ человеческих возможностей. В амбиции тотально изменить миропорядок и «розвернути річки назуспіт». Когда стало понятно, что человеку не по силам построить настолько радикально «новый мир», как обещали коммунисты, идея выдохлась — и СССР умер.

Но своим 70-летним существованием он изменил весь мир, который под угрозой и соблазном коммунизмом стал намного справедливее и гуманнее. По крайней мере, в социальном смысле.

Впрочем, возвращаясь к нынешнему господствующему в Украине восприятию нашей истории. Это совсем другой нарратив. Который говорит, что на украинских землях испокон веков жили трудолюбивые, храбрые и свободолюбивые воины-земледельцы. Которых то и дело коварно завоевывала, русифицировала и уничтожала Москва. Причем вопрос, как семитысячная армия Муравьева могла фактически без боя дойти до Киева и через несколько дней взять столицу УНР, чьи войска насчитывали по меньшей мере 20 тысяч, считается провокационным.

Это контрпродуктивный нарратив. Который только подчеркивает нашу слабость. И таит в себе лишь новые и новые разочарования в будущем. Потому что сильный имеет мужество смотреть правде в глаза, признавать собственные ошибки и брать на себя ответственность за совершенные преступления. А украинцы натворили их много. В частности, уничтожая других украинцев во время освободительных соревнований, установления советской власти, страшного Голодомора, Второй мировой войны или душных времен Щербицкого—Федорчука (оба, кстати, тоже этнические украинцы).

Национальная идея мобилизует. И это мы увидели на собственном примере в 2014–2015 годах, когда украинцы создавали добробаты, массово волонтерили для фронта и превратили АТО в действительно народную войну. Но у этой мобилизации есть свои пределы. Потому что национальная государственность — это лишь оболочка, сосуд, который может быть наполнен очень разным содержанием. И если в формуле государственности не хватает социальной солидарности и справедливости, это очень неустойчивое соединение.

Чтобы выстоять в наше критическое время и не скатиться в очередную руину (которая для украинцев всегда заканчивается возвращением в «русский мир»), нам надо усвоить уроки имперского и советского периодов нашей истории. Отказаться от упрощенно-ошибочного нарратива жертвы. Понять, зачем казацкие элиты и интеллектуалы-могилянцы помогли Петру І и его преемникам и преемницам построить Российскую империю. Потому что это урок стратегического и геополитического (а не примитивно-догматического) мышления на столетие вперед. А также осознать, почему столетие назад украинцы поддержали советскую власть и массово переходили на сторону красных. Не выкапывая покойный СССР, мы должны унаследовать от него этос социальной справедливости и солидарности, превращающий массы в сообщество. Мы должны не проклинать наших родителей, живших в советские времена и реализовавших себя в советских условиях, как предателей и коллаборантов, а наоборот, — поблагодарить их за жилые массивы, дороги, электростанции, заводы, школы, больницы, университеты, аэропорты, которые позволили независимой Украине продержаться тридцать лет, почти не инвестируя в базовую инфраструктуру, а лишь эксплуатируя советское наследство.

Если мы усвоим эти два урока, есть шанс, что на этот раз Украина выстоит. Если нет, и снова во всем будут виноваты злые и коварные москали, руина и возвращение в «русский мир» почти неминуемы. Потому что ученика, не усвоившего программу, снова и снова оставляют на повторный курс…

Геннадий Друзенко, Центр конституционного моделирования